Чосон. Последняя династия Кореи - Ен Су Пак Страница 12

Конфликт между ваном и видными конфуцианскими учеными в определенной мере укрепил позиции буддизма, который, несмотря на все гонения, продолжал пользоваться популярностью среди народа. Да и сам Седжо, желая, как можно сильнее унизить отвернувшихся от него конфуцианских мудрецов, приказал выстроить в столице буддийский храм Вонгакса, от которого до наших дней сохранились только мраморная пагода и памятная стела.

Как мог Ли Ю противостоять выпадам против его власти и «саботажу»? Только силой. Впрочем, к тем, кто тихо оставлял должность, не выступая против власти вана, обычно никакие репрессии не применялись, не желаешь, так не служи. Ну а тех, кто замышлял недоброе, прощать было нельзя, ведь в противном случае они могли бы добиться успеха в будущем.

Ли Ю вернул шесть ведомств под прямое подчинение вана, закрыл «Павильон мудрецов» и положил конец чтению лекций по конфуцианской классике при дворе.

Кому-то может показаться странным то, что умный и просвещенный правитель ликвидировал придворную академию, созданную его отцом, и отказался от весьма полезных лекций. Но если учесть, что среди участников Заговора шести сановников было много придворных «академиков», а лекции могли использоваться для завуалированного осуждения политики вана, то действия Ли Ю начинают выглядеть логичными и обоснованными.

Ведомство по обсуждению дел правления снова превратилось в сугубо исполнительный орган, а освободившиеся должности ван раздал своим сторонникам. Многие из них не относились к конфуцианским светилам, но Ли Ю ставил личную преданность выше учености и считал, что он разбирается в делах правления лучше древних мудрецов и их последователей.

Ветры перемен привели к появлению оппозиционной политической фракции с громким названием «сарим»[59], представлявшей интересы провинциальных землевладельцев, среди которых преобладали сторонники конфуцианства. Основу сарим составили «отказники», люди покинувшие должности и столицу из-за нежелания служить «узурпатору». Осуждение «неэтичного» правления вана Седжо весьма гармонично сочеталось с неприязнью, которую провинциальное дворянство испытывало к столичной знати, именуемой консин[60] или хунгупха[61]. Но пока еще сарим не представляли опасности для центральной власти, в первую очередь Ли Ю стремился укрепить свою власть, для чего ему нужно было полностью подчинить себе чосонскую бюрократию.

Чтобы держать чиновников в повиновении, был ужесточен порядок выдачи служебных наделов. Если раньше эти наделы фактически становились наследственной собственностью семьи чиновника, то теперь, по выходе в отставку, надел изымался. А если сын сменял отца на службе, то ему выдавался новый надел. При такой системе приватизация казенных земель стала невозможной.

Позже, в начале правления вана Сонджона, чиновники лишились возможности сбора налогов со своих наделов. Теперь налоги и с казенных, и со «служебных» земель собирались государством централизованно, а затем чиновникам выдавали определенные суммы, то есть фактически чиновников перевели на «сухое» жалование.

В 1556 году в этом вопросе была поставлена точка, правительство отказалось от практики выдачи наделов и стало выплачивать чиновникам жалованье. На первый взгляд может показаться, что между кормлением за счет надела и кормлением за счет жалованья нет принципиальной разницы – что так, что этак, чиновнику выплачиваются одинаковые средства. Но на самом деле разница была огромной. Чиновник, лично собиравший налоги, воспринимался крестьянами, как большой господин, вершитель судеб, ведь в его власти было и взять больше, и взять меньше. А у чиновника на жаловании не было никаких «инструментов влияния», кроме тех, которые определялись его полномочиями.

Усиление центральной власти вызвало мятеж в северо-восточной провинции Хамгиль (Хамгён)[62]. Как родина дома Ли и стратегически важная приграничная область, эта провинция имела особое положение, а местной знати был предоставлен ряд привилегий, например, все чиновники провинции назначались из ее среды, а должности были наследственными. Привилегии предоставлялись не просто так. Жителям провинции приходилось оборонять рубежи государства от воинственных чжурчжэней, участвовать в отражении их набегов, строить укрепления и следить за тем, чтобы они были в надлежащем состоянии. У крестьян тоже были «привилегии»: переселенцы из других провинций могли получить здесь землю на льготных условиях.

Знать провинции Хамгиль фактически управляла собой и мало считалась с центральной властью. На приграничных территориях подобная ситуация была особенно опасной, потому что могла привести к отделению провинции от государства.

Ван Седжо решил положить конец старым порядкам и начал назначать на должности в провинции Хамгиль выходцев с юга. Местная знать восприняла это как покушение на свои законные права. Вдобавок, пришлые чиновники не были знакомы с местными реалиями и требовали от жителей провинции чрезмерных усилий по строительству укреплений, а также допускали и другие несправедливости. В Хамгиле сложилась взрывоопасная ситуация, кульминацией которой стал мятеж, поднятый местным чиновником Ли Сиэ в мае 1467 года. Целью мятежа было истребление всех новых чиновников, а также получение Ли Сиэ должности губернатора провинции.

Надо сказать, что в корейской и китайской истории были случаи, когда для усмирения мятежа центральная власть шла на компромиссы с его главарями, но ван Седжо не был расположен к подобным компромиссам. Восстание было жестоко подавлено в августе того же года. Ли Сиэ показательно казнили самым жестоким способом – линчи[63], чтобы впредь ни у кого не появилось бы желания следовать его примеру. С другими мятежниками поступили более милостиво – им просто отрубили головы[64].

Седжону Великому так и не удалось ввести корейскую музыку в церемониальный обиход, поскольку большинство придворных предпочитали «классическую» китайскую музыку, а к корейской относились снисходительно, если не сказать – презрительно. Но, благодаря кардинальному обновлению штата придворных, ван Седжо, бывший таким же патриотом, как и его отец, смог заменить китайскую музыку корейской. В наше время церемониальная музыка «Чонмё чэреак»[65] входит в список нематериального культурного наследия человечества ЮНЕСКО.

В целом, ван Седжо был таким же новатором-реформатором, как и его отец. Однако в период его правления не наблюдалось такого же научно-культурного прогресса, как при Седжоне Великом, поскольку «Павильон мудрецов» был ликвидирован, и многие ученые мужи покинули столицу. Тем не менее, в одном аспекте сын превзошел своего отца. На третьем году правления Седжо началась работа над составлением «Великого уложения по управлению государством» («Кёнгук тэчжон»), которое полностью вступило в силу в 1468 году, незадолго до кончины вана. Впоследствии документ дважды редактировался и в 1485 году обрел свой окончательный вид. Составление «Уложения» было поручено особому ведомству – «Комиссии по составлению шести уложений», состоявшего из высших сановников государства.

«Великое уложение по управлению государством» принято называть «кодексом», но оно представляет собой нечто среднее между кодексом и конституцией, поскольку содержит положения, касающиеся государственного устройства и деятельности Шести ведомств. Создание «Уложения» было продиктовано требованиями времени. Как уже было сказано выше, местная знать, чья лояльность вызывала сомнения, противопоставляла себя столичной знати-консин, то есть – центральному правительству, и саботировала многие правительственные решения.

В частности, для саботажа использовалось несовершенство существующего законодательства – «Шести уложений по управлению» 1398 года, которое было неполным и противоречивым, несмотря на правки, внесенные при Седжоне Великом. «Великое уложение по управлению государством» закрывало все имевшиеся прежде лазейки и отвечало на вопросы, прежде остававшиеся без внимания.