Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв Страница 11

Вот вам одно из лиц войны: пони, измазанная кровью морда, нижней челюсти нет, язык свисает кровавым галстуком.

Животное в шоке, но заорать по-лошадиному не может — нечем, вырван куском железа аппарат для подачи отчаянных голосовых сигналов. Пони нервно вертит хвостом, пытается подобрать привычными движениями язык с кровавыми ошмётками. Но ничего у бедняги не получается.

Возле клетки стоит женщина, скорбно молчит, глаза заплаканные. Видно, что для неё этот пони намного ближе многих людей.

Козлы бекают, сочувствуют. Ослы ревут. Горе, животное горе! За что им прилетело? Животные ведь не виноваты в людских разборках. Не виноваты, но на войне всем достаётся. Особенно невинным.

Подошла фельдшер-ветеринар — девушка-пышка в джинсах, жёлтых кроссовках и зелёной футболке. Зовут Аня.

Ещё из сторожки вышел интеллигентного вида человек — щуплый полуголый мужичок в очках, грязные брюки с мятыми стрелками в растоптанные сапоги заправлены. Наш, русский тип, сразу видно. Зовут Александр Иванович.

Все собрались, собрался консилиум. Решаем, что делать.

— Так, мужики, признавайтесь, у кого аптечка есть? — спрашивает у нас Александр Иванович.

Аптечки у нас у всех есть. Правда, тьфу-тьфу-тьфу, пока ни одна ещё ни разу не пригодилась. Лично у меня два жгута, два индивидуально-перевязочных пакета, то есть два бинта с накладкой. Что ещё. Шприц… Ещё мне каких-то ампул надарили, я, гуманитарий, в этом не разбираюсь, если честно… Знаю точно, что жгут чуть что надо сразу наложить, но пока, это чуть что ещё не наступило, и дай Бог, не наступит. Хорошо бы, конечно, антишок заиметь. Говорят, мощная вещь! Тебе, например, руку оторвало, а ты другой стреляешь и как терминатор на врага прёшь. Та-да-да-да-да!!

Кроме ампул с обезболивающим у меня есть ещё тромал в таблетках. Но, как мне сказали, таблетки могут стать бесполезными, так как при ранении очень часто люди блюют. Но я на всякий случай беру. А ещё я валерьянку пью, утром и вечером, чтобы всё увиденное днём пережить. Помимо обезболивающих и успокоительных, также беру в командировку мельдоний для поднятия тонуса, противовирусные стимулирующие препараты, жиры для укрепления иммунитета, витамины для работы мозга, спазган от головных болей, ношпу для желудка, глазные таблетки пропиваю — человек я пусть не старый, но и не молодой уже жеребец, износился немного, поистрепали меня годы.

В общем, военкоровская аптечка — это отдельная тема, поэтому вернёмся к нашим баранам. Точнее, к нашей раненой лошади.

Вернулись мы к лошадке уже вооружённые шприцем с обезболивающим. Влад нежно обхватил пони за шею — умилительная картина получилась, если бы у пони остальная половина морды на месте была.

Александр Иванович подошёл к пони и уколол — пони вздрогнул. Потом Александр Иванович ещё раз набрал обезболивающей жидкости, и уже с другой лошадиной стороны сделал инъекцию.

Всё это не в коня корм, конечно, но нужно же хоть немного унять лошадиные боли, о которых, сам пони, ввиду отсутствия у него челюсти, никому рассказать не мог.

Укололи, обезболили. Стали решать лошадиную судьбу — убивать пони или нет. Мужчины склонялись к тому, чтобы прекратить мучения, завалить лошадку. Но фельдшер заупрямилась. Нет, давайте попробуем спасти, убить-то всегда успеем. У лошадки будет, конечно, трудная жизнь, кормить придётся её с ложечки. Но зато жить будет, надо бы за лошадиную жизнь побороться.

Надо — так надо. Согласились с авторитетным мнением. Фельдшер раскрыла свой чемоданчик, разложила возле загона хирургические инструменты. Всякие коробочки железные, зажимы, бинты, ножницы, бутыльки достала. Мы пошли в клетку. Пони загнали в угол и, несмотря на её сопротивление, придавили к решётке. Влад, будучи мужчиной в расцвете сил и не в меру упитанным, прижал лошадку к забору и навалился на круп. Полуголый Александр Иванович встал с другой стороны, схватил остатки лошадиной морды сверху.

Фельдшер начала оперировать.

— Скальпель!

— Ножницы!

— Нитку!

— Марлю!

— Да помолчи ты, Александр Иваныч!

Ах, как фельдшер Аня быстро делает свою работу. Ох, упрямая! По ней видно сразу, что такая не только лошадь зашьёт, но и коня на скаку остановит. Уверенно работает скальпелем. Подрезала один ошмёток, зашила, принялась за другой. Вышла из клетки, взяла очередной инструмент, зашла.

Я же снимаю эксклюзив на телефон, с мобилой не расстаюсь. Операция над лошадью в полевых условиях — такого ещё никто не видел! Александр Иванович вдруг заметил съёмку:

— Что ты делаешь? Снимаешь? Не снимай! Выключи камеру!

Вот ещё.

— Вы свою работу делаете, я — свою — уверенно отвечаю заготовленным шаблоном. Страна должна увидеть своих героев.

— Не снимай! Выключи! Сотри! Примета, примета плохая! Я точно тебе говорю, — учит меня.

Но я учёный и в приметы не верю. Братан, думаю, да я такого уже наснимал и выложил на публику, что уже жду, когда все проклятья разом падут на меня.

Влад, типа, подмахивает: «Ну что ты там всё снимаешь, успокойся», — говорит, а сам подмигивает — снимай, снимай. Это игра у нас, журналистов, такая — одни отвлекают внимание, пока другие собирают материал. Сам-то Влад лошадь прижал и снимать со стороны не может. А так бы сделал это непременно.

Фельдшер Аня работает. Подрезает, подшивает, снова режет кровавые лохмотья. Руки все в крови. Аня сейчас корректирует божий замысел, божье творение, которое подпортили люди. Аня ваяет, сшивает из оставшегося материала лошадь заново.

Удивительно, конечно, устроен мир. Вот устроил Бог всех тварей цельными и совершенными. Взял материю, придал ей разные формы, вдохнул в формы жизнь. Плодитесь и размножайтесь. Но нет, слишком уж всё идеально, сразу пошло всё не так. Оформленная материя стремится саму себя порвать, потому что уже в ней самой насилие заложено. Один вид животных убивает другой, зверь — зверя, брат идёт на брата. Нарушается цельность. И сейчас нарушение этой цельности Аня пытается устранить.

Зажим. Нитка. Скальпель… Уф! Темнеет уже. Пожар, ради которого мы приехали, стих уже. А фельдшер всё усердствует, корпит над кровавой лошадиной мордой. Фонарь на вспотевший лоб повесила. Джинсы, футболка, кроссовки — все в лошадиной крови. Овцы недоуменно блеют в соседнем загоне — что там люди с пони