Марина Цветаева. Письма 1937-1941 - Марина Ивановна Цветаева Страница 31

уже мания — никто ей этих визитов в туалетах — не отдает, и она об этом — часами. Страшно мелка — во всем! С другой бы женой он стал бы — мог бы стать — настоящим человеком, ибо основное — grandezza{128} — есть, не хватает культуры, а это — наживное, а эта его утопит в болоте — индефризаблей{129}, сервизов, труа-ка́ров{130} и «новинок» (читает только «новинки» — ее слово). Дикая мещанка. А отец — замечательный[292]. А мать — святая[293]. Но так как она кусок моей молодости (познакомилась в 1922 г., в чудной чешской деревне) кусок моей Поэмы Горы — и так как она когда-то очень трогательно и действенно меня — любила — я ее все-таки немножко люблю, хотя сейчас любить — совершенно нечего: не́кого.

Она очень ревнива (хотя любит — он) et le couve{131}. Ревность к благополучию, к<оторо>го у нее не было ни дома, ни с первым мужем.

Умоляю это письмо или уничтожить — или хорошенько спрятать. Была бы катастрофа.

_____

Итак — ждите весточки, уже скорой. Как жаль, что от Вас до меня — такая даль! Что бы нашим океанам — сблизиться?!

Но та́ даль — от Вас до Люсьена — посерьезней[294]: нет, от Люсьена — до Вас, ибо это даль между слабостью и силой. Ну, будем надеяться… Больно, конечно, знаю это по своей легкой боли — когда не отвечали…

Работайте — ходите — живите — а время сделает своё. (От меня до Petite Sainte Thérèse — рукой подать[295]. Приехали бы — пошли бы вместе.)

Целую и люблю.

                                             М.

<Приписка на полях:>

Ради Бога, уберегите письмо от глаз!!

Сроки мои еще совершенно не известны: не раньше 15-го сент<ября>[296], а м<ожет> б<ыть> и позже. Увидимся?

Впервые — Письма к Ариадне Берг. С. 109–111. СС-7. С. 527–529. Печ. по СС-7.

32-38. Б.Г. Унбегауну

На отлете из Парижа на́ море[297]

15-го августа 1938 г., понедельник

               Дорогой Борис Генрихович!

Я нынче видела Вас во сне: в огромном зале с египетскими статуями — и этот зал был Ваш: это был Ваш страсбургский дом[298]. И я еще подумала, входя (и ничуть не удивясь): — Ка́к заслужил!

И мы с вами чудно беседовали как в Фавьере — и я та́к Вам радовалась — как в Фавьере — и залы не кончались — как фавьерские дороги.

Как видите, мое сонное сердце — памятливо.

А утром — совершенно случайно, не <подчеркнуто дважды> ища — нахожу листок с Алиными зарисовками Тани (Фавьер, лето 1936 г.) — при моем огромном, вроде как — предсмертном, всю зиму, весну и часть лета длившемся разборе моего архива[299] — мною обнаруженный и для Вас отложенный. (М.Л. — значит: для Марка Львовича[300], чтобы разыскал Вас и передал, но я с ним редко виделась — и листок залежался[301]. Теперь — тоже чудом — узнала Ваш адрес и с радостью отсылаю.) Как видите, мое бдящее сердце — памятливо.

О нас с Муром: Мур больше чем на полголовы выше меня, — тень усов (13 лет!) — полон рот газет, а руки-рисунков. Посылаю Вам образец (=зцы!)[302].

Ha-днях едем с ним на близкое море — в окрестности Кабура — рабочий (увы, не рыбачий!) поселок в получасе ходу от моря. С нашей руиной расстались[303], вещи распродали и раздали. Месяц жили в гостинице у Mairie d’Issy[304] (в самую жару!) — теперь на́ море — а что́ дальше будет — неизвестно.

Из нашего поселка Вас окликну — хотелось бы знать, дошла ли Таня. И о большой Тане хотелось бы знать: что́ говорит, что любит, такая же замечательная, как в детстве, упорствует ли на сходстве с Вами, как и где учится, читает ли и что́, — всё, всё.

И про милую Елену Ивановну: полюбила ли Страсбург, есть ли друзья, чем (внутренно) живет.

И про Вас — труды и дни. И еще — помните ли Вы меня?

До свидания — в жизни мало надежды, так хоть в письмах.

Недавно в Tour de France[305] видела Ваш Страсбург (такой мой!) — и сердце сжалось.

                                             МЦ.

Впервые — Сб. докладов: Цветаевские чтения в Болшеве 2007, 2009. С. 287–288 (публ. Л.А. Мнухина по копии с оригинала, хранящегося в архиве Гарвардского университета). Печ. по тексту первой публикации.

33-38. К.Б. Родзевичу

Dives-sur-Mer (Calvados)[306]

8, rue du Nord

18-го августа 1938 г., четверг

Милый Р<одзевич>! Ехать сюда 3½ часа и стоит это 130 фр<анков> aller-et-retour{132}.

Рядом — известные курорты Cabourg и Houlgate[307], а наш — неизвестный некурорт: Dives-sur-Mer: километр от моря, чудные прогулки, церковь XII в., норманские Hörelleries{133} [308] — и новый рабочий поселок, где — мы. Если серьезно думаете приехать — напишите: гостиничных цен не знаю и на-авось ехать рискованно. Очень рада была бы с Вами погулять и побеседовать. Погода свежая, плаж просторный.

Буду ждать весточки.

— С доброй памятью —

                                             МЦ.

<Приписки на полях:>

Нож служит, угрызаюсь, что у Вас его взяла, верну непременно.

СПАСИБО ЗА ЛЬВОВ.

Ф<отогра>фии сданы, получите на той неделе.

Впервые — Письма к Константину Родзевичу. С. 185. Печ. по тексту первой публикации.

Написано на открытке с видом Dives-sur-Mer. Церковь, изображенная на открытке, перестроена в XIV–XV вв. (Там же. С. 184. Внизу открытки пометка: XII в.).

34-38. А.Э. Берг

Dives-sur-Mer (Calvados) 8, rue du Nord

18-го августа 1938 г., четверг

Дорогая Ариадна! Правда — дивное[309] имя? Был у меня когда-то — ровно 20 лет назад! — такой стих (кончавший стихотворение):

…Над разбитым Игорем плачет Див[310]

(Див — неведомое существо из Песни о Полку Игореве, думаю — полу-птица, полу-душа…)

Наш Dives — полу-Guillaume-le-Conquérant{134} [311], полу-рабочий поселок, с одним домом во всю улицу и под разными нумерами (казенные квартиры для заводских рабочих).

У нас с Муром большая светлая комната — в ней и готовлю — но мыться в ней нельзя: ничего нет: нужно — в кухне, а в кухне — всё семейство: отец, мать и четверо детей. Я нынче попросила хозяина выйти, он вышел