Homo Bonus. Обнадеживающая история человечества - Рутгер К. Брегман Страница 16

Зверосовхоз, который Беляев выбрал для эксперимента, представлял собой огромный комплекс. В тысячах клеток сидели, беспрерывно воя, лисицы. Людмила много читала о чернобурых лисицах и их повадках, но все равно оказалась не готова к их свирепому нраву. В первую же неделю она начала обходить клетки и в каждую просовывала руку в защитной рукавице, чтобы посмотреть на реакцию животных. Если лисица, прежде чем ее укусить, медлила хотя бы секунду, Людмила отбирала ее для разведения.

Если задуматься, все произошло на удивление быстро.

В 1964 году, на четвертом поколении, Людмила впервые увидела, как лиса виляет хвостом. Сразу возник вопрос: что, если подобное поведение – вовсе не результат естественного отбора? Что, если это приобретенный навык? Чтобы исключить эту вероятность, Людмила и ее коллеги свели контакты с животными к минимуму. Но делать это становилось все труднее: еще через пару поколений лисы буквально лезли на руки, требуя к себе внимания. Да и как отказать умилительному лисенку, виляющему хвостом?

В дикой природе лисицы становятся агрессивными в возрасте восьми недель. Но выведенные Людмилой особи словно так и оставались лисятами и предпочитали играть все дни напролет. «Эти ручные лисы как будто отказываются взрослеть»[121], – писала Людмила.

Изменения коснулись и внешнего облика животных: уши, прежде стоявшие торчком, обвисли, хвост загнулся колечком, на шерсти появились пятна. Мордочки стали короче, а кости тоньше. Самцы все больше походили на самок. Лисицы даже начали лаять как собаки. А вскоре стали отзываться на клички, чего раньше никто никогда не наблюдал.

Напомню, что Людмила отбирала лисиц для разведения вовсе не по этим признакам. Единственным критерием было дружелюбие – все остальные характеристики стали побочным результатом.

К 1978 году в СССР многое изменилось. Эксперимент шел уже двадцать лет, и ученым больше не приходилось скрывать его цели. Гонения на генетиков прекратились, власти всерьез озаботились продвижением советской науки.

В августе того же года профессору Беляеву удалось организовать Международный генетический конгресс. В Кремлевский дворец (вместимостью 6000 человек) съехались ученые из многих стран мира. Шампанское лилось рекой, недостатка в икре тоже не было.

Но вся эта роскошь не произвела на гостей такого впечатления, как доклад профессора Беляева. После краткого вступления он погасил свет и включил кинопроектор. На экране появилось странное существо – чернобурая лиса, виляющая хвостом. В зале послышались восторженные возгласы, которые не смолкли и после того, как снова загорелся свет.

Дмитрий Беляев со своими чернобурыми лисицами. Новосибирск, 1984 год. Спустя год профессора не стало, но его исследование продолжается и сейчас

Но Беляев не ограничился кинопоказом. В последовавшем часовом докладе он изложил свою революционную теорию. По его мнению, произошедшие с лисами метаморфозы были связаны с изменением гормонального фона: у более дружелюбных особей вырабатывалось меньше гормонов стресса и больше серотонина («гормона счастья») и окситоцина («гормона любви»).

Да, и последнее, добавил Беляев в конце. Эта теория применима не только к лисам.

«Конечно, она применима и к людям»[122], – этими словами ученый завершил свою речь.

Оглядываясь назад, можно сказать, что это было историческое заявление.

Всего двумя годами ранее Ричард Докинз опубликовал свой бестселлер об эгоистичных генах, в котором заключал, что люди рождаются эгоистами. А теперь какой-то русский генетик утверждает обратное! Дмитрий Беляев полагал, что люди – это, по сути, одомашненные обезьяны. На протяжении десятков тысяч лет больше всего детей рождалось у самых приятных и милых людей. Иными словами, эволюция нашего вида была основана на «выживании самых дружелюбных».

Но если Беляев прав, то человеческое тело должно обладать чертами, подтверждающими его теорию. Свиньи, кролики и чернобурые лисы в процессе одомашнивания уменьшились в размерах и стали симпатичнее – выходит, то же должно было произойти и с человеком?

В свое время Беляев не имел возможности проверить эту гипотезу, но с тех пор наука шагнула далеко вперед. В 2014 году американские ученые исследовали множество ископаемых человеческих черепов, самому древнему из которых было более 200 тысяч лет, и обнаружили интересную закономерность[123]. За многие тысячелетия наш мозг уменьшился минимум на 10 %, лица и тела приобрели более мягкие, молодые и женственные очертания, а зубы и челюсти стали, как говорят анатомы, педоморфными – или, проще говоря, более детскими.

При сравнении с неандертальцами различия еще заметнее – у нас менее вытянутые и более круглые черепа с менее выраженными надбровными дугами. Мы – собаки, неандертальцы – волки[124]. Взрослые собаки похожи на волчат, а люди – на детенышей обезьян.

Познакомимся с новым видом – Homo puppy, человеком щенячьим.

Примерно 50 тысяч лет назад трансформация нашего внешнего вида ускорилась. Интересно, что примерно в то же время исчезли неандертальцы, а у нас появилось множество новых изобретений – точильные камни, рыболовные лески, луки и стрелы, каноэ и наскальная живопись. Казалось бы, все это не имеет эволюционного смысла. Люди стали слабее, уязвимее и инфантильнее. Наш мозг стал меньше, а наша жизнь – сложнее.

Как так вышло? И как же тогда Homo puppy удалось завоевать весь мир?

4

Кто ответит на этот вопрос лучше, чем эксперт по щенкам? Брайан Хэйр, выросший в Атланте в 1980-е годы, всегда обожал собак. Он решил стать биологом, но вскоре выяснил, что биологи мало интересуются собаками – милыми, но не такими уж умными созданиями.

В университете Брайан посещал лекции Майкла Томаселло, профессора возрастной психологии, впоследствии его наставника и коллеги. Томаселло изучал шимпанзе – животных, которые всегда интересовали ученых больше, чем собаки. На втором курсе Брайан помогал профессору проводить тестирование умственных способностей шимпанзе.

Это был классический тест на выбор объекта, когда исследователи прячут награду (что-то вкусное) и дают испытуемым подсказки, где ее найти. Дети ясельного возраста с легкостью проходят этот тест – в отличие от шимпанзе. Как ни старались профессор Томаселло и его студенты направить животных к спрятанному банану, у них ничего не получалось.

Однажды после целого дня бесплодных попыток Брайан не выдержал:

– Мой пес точно справился бы с тестом.

– Ну конечно, – усмехнулся профессор.

– Нет, правда! Готов поспорить![125]

Прошло двадцать лет. Брайан Хэйр стал профессором эволюционной антропологии и автором серии тщательных экспериментов. Он сумел доказать, что собаки невероятно умны и в ряде случаев даже умнее шимпанзе (хоть и уступают им в размере мозга).

Поначалу ученые не могли найти этому