Сражение за Варшавское шоссе. Битва за Москву - Сергей Егорович Михеенков Страница 11

В тот же день в приложении к оперативному приказу № 13 было установлено время начала операции: «…дополнительные сведения:

в) время «х» (начало артподготовки) будет указано для всей группы армий накануне вечером. Начало наступления либо на рассвете по световому сигналу на случай возможного тумана (для использования элемента внезапности), либо – в 9.30 (для обеспечения эффективной поддержки артиллерией и авиацией).

При подготовке к началу наступления учесть оба варианта»[11].

«Время «х» назначается на 5.30[12]. Все подготовительные мероприятия к этому часу должны быть завершены.

В указанное время войска открывают шквальный огонь по всему фронту армии.

Время «х» устанавливается независимо от состояния погоды»[13].

2 октября 1941 года за час до рассвета, перед самой атакой, солдатам группы армий «Центр» зачитали обращение Гитлера:

«Солдаты Восточного фронта!

Через считаные недели все три важнейших промышленных района окажутся в ваших руках!..

Мир ещё не видел ничего подобного!..

Территории, которые на сегодняшний день завоевали немцы и союзные нам войска, в два раза превышают территорию нашего рейха…

За три с половиной месяца мои солдаты наконец-то создана предпосылка для нанесения врагу последнего и решающего удара, который ещё до наступления зимы должен привести к окончательному разгрому врага.

Сегодня начинается последнее величайшее и решающее сражение этого года…»

Непосредственно перед боевыми порядками армии генерала Собенникова к атаке готовилась 4-я танковая группа Гёпнера. В неё входили: 19-я и 20-я танковые дивизии, а также 10-я танковая, ранее действовавшая в районе Рославля, прибывшая с юга 11-я танковая и четыре пехотных дивизии – 252-я, 258-я, 3-я и дивизия СС «Дас Рейх». Чтобы понять, какая сила была сосредоточена против 43-й армии в районе Варшавки, приведу численный состав дивизии «Дас Рейх»: полк СС «Дер Фюрер»; полк СС «Дойчланд»; 11-й пехотный полк СС; артиллерийский полк; батарея штурмовых орудий; противотанковый батальон; мотоциклетный батальон; разведывательный батальон; сапёрный батальон; зенитно-пулемётный батальон и батальон связи. 4-я танковая группа Гёпнера состояла из трёх моторизованных корпусов: 40-го, 46-го и 57-го резервного.

На Десне также стояли два армейских корпуса 4-й полевой армии: уже знакомый нам 20-й (292-я, 298-я,78-я пехотные дивизии) и 7-й (7, 23, 197 и 267-я пехотные дивизии).

Как о том свидетельствуют многочисленные источники, немецкие войска превосходили подразделения и приданные части 43-й армии на Спас-Деменском направлении в людях – в 3,2 раза, в орудиях и миномётах – в 7 раз, в танках – в 8,2 раза. Противник имел полное превосходство в воздухе.

Генерал Гальдер записал в своём дневнике: «…Лучше всего положение на 1 октября 1941 года в т. группе Гёпнера, которая имеет дивизии полного состава».

Исследователь октябрьских боёв на Варшавском шоссе подольский поисковик И.А. Красильников допускает, что на главном участке прорыва – в полосе, непосредственно примыкающей к Варшавскому шоссе, – Гёпнер сосредоточил группировку, которая превышала наши войска: по танкам в 15 раз, а по остальным параметрам от 3,5 до 7 раз. Таким образом, противник стянул достаточные силы и средства для успешного прорыва и дальнейшего проведения масштабной наступательной операции.

Катя Лукина с однокурсницами, такими же комсомолками, как и она, уже третью неделю работала на окопах. Так они называли своё грандиозное сооружение, которое уже начало принимать свои очертания. Противотанковый ров тянулся от поймы одной речушки к болотистой пойме другой и перехватывал большак от Семирёва на Крайчики и далее на Киров. Речушки назывались одна, побольше, Десёнкой, а другая Оболонкой. Оболонка была холодной, родниковой. Там они брали воду. А в Десёнке иногда купались, хотя уже заканчивался сентябрь и ночами было совсем холодно.

На западе, в стороне Десны, иногда громыхало. Канонада походила на дальнюю грозу, когда неясно, придёт она сюда или нет, погромыхает, порокочет в дальних полях и уйдёт дальше. Страшнее, когда вдруг из-за леса вдруг выныривал самолёт. Он всегда появлялся неожиданно. Выныривал из-за леса, поблёскивая на солнце стёклами фонаря кабины, стремительно скользил над полем своим тонким поджарым контуром, потом над деревней, что лежала за лесом на большаке, разворачивался и проносился над их рвом. Он оглушал рокотом мотора, косой угловатый крест его огромной тени, казалось, срезал всё живое, не успевшее укрыться во рву или в придорожном кювете. Иногда из самолёта белым снегом сыпались листовки. Катя никогда не унижалась до того, чтобы прикасаться к ним. Так им было приказано, так они постановили на комсомольском собрании. Но содержание многих им было известно. Листовку можно было читать и не прикасаясь к ней. «Милые дамочки! Не копайте ямочки!..» И так далее. К ним летал один и тот же самолёт. Они его приметили по раскраске и масляному пятну под мотором на капоте.

– Разведчик, чтоб ему лихо было! – говорил нормировщик дядя Игнат.

Дядя Игнат приходил к ним из деревни Трусовки, где работала вторая бригада, копавшая им навстречу от речки Оболонки. Дядя Игнат был добрым человеком и иногда, когда кто-нибудь из Катиных подруг не выполнял суточную норму, всё равно ставил в своей тетрадке «Вып.». Он всё здесь знал. И его все знали. Даже бойцы, которые охраняли склад каких-то ящиков, ровными штабелями сложенных в зарослях ольховника неподалёку от дороги на Трусовку, частенько по разным делам и надобностям приходили к нему.

Командовал ими лейтенант в новенькой шинели и новеньких ремнях с новенькой кобурой пистолета на боку. Бойцов у него в команде было немного, человек шесть или семь. Они охраняли склад. Жили в палатке, поставленной там же, у штабелей.

Лейтенант выглядел совсем мальчишкой, похожим на первокурсников, над которыми Катя и её подруги всегда свысока посмеивались. Но ростом он был выше самой высокой из них почти на голову. Когда Катя сказала ему, что его подчинённый, часовой Порфирий Фомич, не пропускает их по стёжке к колодцу, он ответил, что теперь здесь ходить запрещено – территория склада, но взглянул на нее и тут же покраснел. Все это заметили и вечером сказали Кате:

– Катюх, лейтенант-то в тебя влюбился.

– Да ну вас…

– Точно-точно! Ты что, не видела, как он на тебя смотрел?!

– А что, Катюх, он симпатяга!

– И высокий. Тебе как раз под стать.

Она отмахивалась от подруг. А потом, оставшись одна, вдруг вздохнула и задумалась…

Однажды дядя Игнат, глядя на заходящее за лес солнце, сказал:

– Неумно артиллеристы свой