Крайнее время - Александр Иванович Кондрашов Страница 10

Чтобы уверенно двигаться в будущее, надо знать, что и почему с нами произошло в прошлом, и не бояться называть вещи своими именами.

14.10.20

Птенцы гнезда Роднянского

Семя Гольфстрима

Ах, прекрасная «Елена»! Новая удача, теперь в Каннах! Радоваться бы: русский режиссёр получил ещё один престижнейший международный приз. Все и радуются, фильмом занимаются лучшие зарубежные дистрибьюторы, да и у нас какой-никакой прокат уже есть. Браво, продюсеры и режиссёр! Очередная «победа советского спорта». Радовались, когда Горбачёв получал Нобелевскую премию, гордились, когда лучшим в мире министром финансов называли Чубайса, восхищены тем, что Аршавина купил «Арсенал», светимся от счастья, когда престижные международные премии вручают нашим писателям и журналистам. Завидуем сотням тысяч наиболее предприимчивых россиян, перебравшихся на ПМЖ в Европу… А говорят, у нас нет национальной идеи – есть. Гольфстрим. Плыть по течению, не нашему, но тёплому, мягкому…

И как иначе, если нет национальной стратегии в области культуры. Отечественный прокат давно оккупирован Голливудом, соответствующим образом воспитывается российская публика, и кинематограф наш как будто перекодируется в главной своей творческой сердцевине, его лучшим представителям ласково навязывается то, что «русскому смерть».

Как иностранный

За представление на Оскара боролись три российские картины. Впрочем, российских ли?

«Фауст». Этого венецианского триумфатора российским назвать можно с большой натяжкой: первоисточник, место действия, актёры и даже язык – не русские. Фильм и сделан-то не для России. ТВ радостно рассказало, как перед началом премьерного показа «Фауста» в Ульяновске публика десять минут аплодировала Александру Сокурову, но умолчало о том, сколько зрителей ушло во время сеанса и что говорили досмотревшие фильм до титров.

Надеюсь, когда маэстро решится показать «Фауста» в Москве, мы рассмотрим всех его диковинных гомункулов и попробуем перевести сокуровский киноязык с «неизвестного на русский». А главное, постичь феномен перманентного фестивального успеха уникального русского режиссёра, которому отечественный зритель уже не нужен.

На Оскара была также представлена (и победила в российском отборе) «Цитадель» и, смею думать, имеет хорошие шансы в Лос-Анджелесе. Кроме высокого международного авторитета прославленного мастера крайне важна «правильная» идеологическая подоплёка. Она, правда, отнюдь не российская. Недавно её с детским простодушием вскрыла Валерия Новодворская. Вот наиболее яркие перлы из её сногсшибательной рецензии на сайте Грани. ру:

«Я потрясена: такой антисоветчины я не видела более 20 лет <…> этот фильм – билет в бессмертие…

В «Цитадели» повержен Дьявол, ибо там перечёркнута вся наша история…

Понял ли Никита Михалков, что он поставил? Неважно. Великому художнику дано сотворить правду, даже если он не в силах осмыслить её…

Всеми осмеянные комары, крысы и пауки из фильма – это ряд исторических казусов и случайностей, обеспечивших СССР незаслуженную и ненужную ему Победу…

Немцы проиграли, потому что были европейцами и дорожили жизнью. Мы выиграли за счёт массового помешательства…

Фильм Михалкова надо показывать в школах, перед ним умолкнут все майские салюты и сотрутся лживые слова «Идёт война народная, священная война»…

Когда этому фильму будут вручать Оскара по 5–6 номинациям <…> шляпу перед ним снять придётся…»

Ну как с такими (просто нет слов!) рекомендациями бывалой правозащитницы не претендовать «перечеркнувшей нашу историю» «Цитадели» на главную мировую статуэтку?

Мальчик не прыгнул

И наконец премудрая «Елена», которая тоже была среди кандидатов на представление к высшей «правительственной награде» киношников.

Но по порядку. «Возвращение» талантливейшего Андрея Звягинцева явилось для многих потрясением (замечательный сценарий Владимира Моисеенко и Александра Новотоцкого-Власова). Всё в нём было: и любовь, и борьба, и свет, и тьма, и культура, и мастерство, и наконец редкий по нашим временам очистительный катарсис в финале. Начало напомнило о великих предшественниках: Тарковском (в прологе «Зеркала» мальчик-заика пытался заговорить и… заговорил, у Звягинцева мальчик пытается прыгнуть с вышки и… не прыгает), потом – о Бергмане, Антониони… Несколько удивили нездешние интерьеры, вдруг в постсоветском захолустье – очень большой дом, где живёт небольшая семья, в огромной пустынной спальне – вполне европейское ложе с изысканнейшим покрывалом, мама (Наталья Вдовина) в каком-то умопомрачительном белье, на чердаке раритетный фолиант с библейскими иллюстрациями, казалось, ну вот опять арт-хаус, намёки, кунштюки, экивоки…

Фильм спасли дети, которые играли гениально. Исполнитель роли Вани заставил вспомнить о Ванях из «Судьбы человека» и «Иванова детства». Русские мальчики, отважно искренние, беспощадные к себе и ко всем, «сделали картину» – хвала режиссёру за великолепную работу с юными актёрами (Иван Добронравов и Владимир Гарин). История о трагическом обретении отца (первое явление Константина Лавроненко на экране) прожигала экран, оставив от арт-хаусной шелухи только терпкую дымку. Картина выросла-таки в притчу и вполне могла бы обойтись без указующих перстов с преломлением хлеба, библейским фолиантом и т. п.

«Возвращение» имело феноменальный успех (два венецианских «Льва» и многие другие). Появилась возможность не юному, но талантливому дебютанту развернуться во всю мощь. Он снял фильм-исповедь «Изгнание» – огромное, многими так и непонятое полотно. Кажется, названные киноклассики с небес посылали своему верному ученику наилучшие пожелания, но… Не было в «Изгнании» главного: «Вани», то есть того, что обезоружило бы любого злобного критика своей безоглядной отчаянной искренностью. К тому же восприятию мешал пустяк, необъяснимая странность, раздражающая искусственностью: герои – вроде наши, а место действия – какое-то чужое, почему? Отрыв героев от родной земли – зачем? Как будто режиссёр её стыдится. Высокоумные критики это много раз объясняли, и мы бы им поверили… Если бы в фильме была звенящая близкая тема. Не шведам, или не только шведам, но и нам.

После длиннющей интродукции Вера (Мария Бонневи), уже родившая мужу (его зовут Алекс – заметьте, не Саша, не Александр или Алексей) двоих детей, признаётся вдруг, что третьего ждёт не от него. И понеслось. То есть очень долго, мучительно красиво и медленно раскручивается клубок обиды, ревности, мести, завершившийся абортом, на который героиня непонятно почему согласилась, а потом её самоубийством. В финале выясняется, что ребёнка она всё-таки ждала от мужа… Не веришь. Ничему. Инфантилизм со взломом. Искусная, искусственная вариация по мотивам Уильяма Сарояна расстроила, разочаровала. Как будто вам подарили очень большую, дорогую, но абсолютно ненужную вещь. И ставить негде и выбросить жалко. Но выбрасываешь, потому что, глядя