По волчьим тропам - Макар Трофимович Последович Страница 10

— Бери топор! — заметив замешательство Суконки, крикнул Фомка, — Скорее!

— Это даже символично, — одобрил приказ своего подчиненного Слуцкий. — Народ берет в руки топор, чтобы освободиться от большевиков. После принятия присяги мы сфотографируем этот момент и направим снимок в европейские газеты…

Черный Фомка, озабоченно осмотрев свое войско, доложил спадару полковнику, что для присяги все готово. Слуцкий, козырнув в ответ, достал из полевой сумки лист бумаги и начал читать текст. Вскоре он, однако, умолк, опустил руку с бумагой и проговорил удивленно:

— Я не слышу ваших слов. Вы не должны молчать. Повторяйте все за мной…

— Вы что, сволочи, разве не давали присяги немцам, что не знаете, как это делается? Или языки у вас поотсыхали? — выругался Черный Фомка. — Повторять все до единого слова за спадаром полковником! Ягнятки невинные!..

Тхорик прищурил свои золотушные веки и внимательно посмотрел на Черного Фомку:

— Ты не очень-то, Фома… По одним мы с тобой тропкам ходим, одинаковая ждет нас награда. Ясно?

Слуцкий заторопился:

— Ай, спадары, спадары! Стоит ли в такой торжественный момент заниматься спорами, когда весь Запад смотрит на вас с надеждой и восхищением? Хватит ссориться! Пускай в нашем войске с этого дня царит любовь друг к другу и ненависть к нашим врагам. Так я, спадары, начинаю снова нашу святую присягу… Повторяйте…

В первые минуты Антон Хвощ подумал, что он присутствует на каком-то спектакле или видит глупый сон. Он раза три закрывал и открывал глаза, даже подошел ближе и прислонился плечом к шероховатому стволу ели, но дикая картина принятия так называемой присяги не исчезала. В ушах — гул нестройных и хриплых голосов. Правда, Суконку в это время беспокоило совсем другое. Он суетливо и озабоченно что-то выискивал заскорузлыми толстыми пальцами за своим воротником, Тихая радость засветилась на его давно не бритом лице, когда он поднес к глазам сложенные щепоткой пальцы и потом с наслаждением прижал друг к другу два черных ногтя. После этого он снова нахмурился и со злостью начал чесать под мышками…

— Все, спадары солдаты и офицеры, — объявил Слуцкий. — Теперь попрошу вас поставить собственноручную подпись на этом историческом документе.

Слуцкий достал из полевой сумки новенькую коричневую авторучку и первым расписался под текстом присяги. Потом положил бумагу на пень и подал авторучку Черному Фомке. Поправив на синей стеганке желтый ремень, Фомка наклонился над бумагой и быстро увековечил золотым пером свое имя.

— Спадар Тхорик, — подал он команду. — Расписывайся!

— Я неграмотный, — почему-то переглянувшись с Тропашкой, ответил Тхорик. — Не могу…

Черный Фомка нахмурился:

— Брось свои глупые шутки! Нашелся единственный неграмотный на Беларуси!

— Я тоже неграмотный! — поддержал Тхорика Тропашка. — Крестик еще могу поставить…

— Плевать мне на твой крестик! Расписывайтесь, время ужинать. К ужину есть две тепленькие бутылочки. Пока будете дурака валять, они и остынут.

«Войско» однако не отозвалось на эту шутку и на щедрое обещание. Оно просто-напросто оставило строй и двинулось к костру.

— Суконка, — крикнул все еще бодрым голосом Черный Фомка. — Четыре шага вперед!

Суконка не отказался и охотно выполнил приказ.

— Бери ручку.

Суконка взял ручку и стал ожидать дальнейших приказов.

— Расписывайся!

Суконка нагнулся и поставил на бумаге за десять километров от текста едва заметный крестик.

— Ну, это уже издевательство!.. — выругавшись скверными словами, крикнул Черный Фомка. — Вчера на моих глазах писал записку своей Кате…

Лицо Суконки от этих слов сразу побагровело.

— Ты о моей Кате лучше помолчи! Думаешь, не знаю, чем ты дышишь?.. Нашел дураков расписываться… Попадет эта метрика в МГБ, — так не захочешь ни этой твоей обедни, ни войска…

В этот момент послышался сильный шум, как будто сквозь заросли вдруг начали пробираться сотни людей. Где-то неподалеку хлопнул глуховатый выстрел, а потом грохнул взрыв, от которого вздрогнула земля. С вытаращенными от страха глазами, зацепившись ногою за палку, на которой висело ведро с варевом, и опрокинув его в огонь, Суконка рванулся подальше от этого грозного шума. Опрометью кинулись в разные стороны и остальные вояки. На месте остались лишь Антон и Слуцкий. Взяв на изготовку автомат, Слуцкий начал напряженно вслушиваться в лесной шум.

— Это, верно, дерево упало, — с любопытством наблюдая за поведением Слуцкого, проговорил Антон. — Я слышал, как треснул сук, как оно ударилось о землю.

Слуцкий достал из кармана платочек и вытер лоб.

— И мне так показалось, спадар Хвощ. И как раз в той стороне, где они пилили сухую ольху. Пройдите, пожалуйста, и посмотрите, так ли это. Держитесь прямо вон на ту березку.

Минут через пять Антон вернулся и сообщил, что ольха действительно лежит на земле.

— Ну, вот видите, спадар Хвощ, — хмуро заговорил Слуцкий, — как можно надеяться на такое войско, если оно сразу после присяги бросает своего командира, святое дело освобождения и думает только о своей шкуре? На первый раз я им дам строгий выговор, а во второй — буду расстреливать! Именем бэнээр![2] Ну, а вы не подумали над тем, о чем я просил вас, спадар Хвощ, прошлый раз? Нам до зарезу нужны солдаты. Вы говорили с надежными людьми?

— Говорил, — словно бы нехотя ответил Антон. — Есть один на примете. По кличке «Золотце». Настоящая фамилия Василевич, зовут Степаном. Правда, он скрывается еще под кличками «Воробей», «Куница». При немцах с карательными экспедициями жег партизанские села. Хорошо знает и эту местность.

— Такие люди нам как раз и нужны, спадар Хвощ. Ведите его сюда в любую минуту…

РЕШЕНИЕ ГЕНЕРАЛА

То, что майор Зоров считал завершением операции, для полковника Каленика было только началом. Еще на войне Данила Николаевич приучился искать и находить в любом случае наиболее верное решение. Почти с первых дней гитлеровского нашествия он командовал спецгруппой, заброшенной на самолете в глубокий тыл врага. На его глазах под руководством коммунистов создавались подпольные группы, партизанские отряды. Рядовые колхозники и учителя, трактористы и агрономы, рабочие и партийные работники Советской Белоруссии поднялись на борьбу. Ни днем ни ночью не давали они покоя чужеземным захватчикам. Пылали казармы и склады горючего, летели под откос эшелоны с боеприпасами и вооруженной до зубов солдатней. Напрасно оккупанты вырубали леса вдоль железных дорог, шоссе и вокруг своих гарнизонов, чтобы лучше видеть, как подбираются к ним с толом или пулеметами партизаны. Напрасно строили доты, опутывали колючей проволокой подходы к мостам и ставили всюду усиленные посты. Напрасно уничтожали, чтобы запугать народ, партизанские семьи и