Маска или лицо - Майкл Редгрейв Страница 20

что стили игры — это актерские стили, созданные чисто эмпирически, введенные в обиход отдельными актерами, каждым в свою эпоху, и передаваемые из поколения в поколение. Не представляет трудности, например, проследить историю английских стилей исполнения Шекспира, но здесь нельзя обойтись без того, чтобы не упомянуть, помимо таких реформаторов театра, как Гренвилл-Баркер и Уильям Пол [12], имена очень многих актеров и актрис. То, что мы называем «нашим стилем» исполнения драмы времен Реставрации, опирается на сравнительно небольшую группу актеров — многие из которых живы еще и поныне, — ибо драма времен Реставрации была фактически восстановлена лишь на нашей памяти и главным образом благодаря усилиям недавно закончившего свое существование общества «Феникс» [13]. А в комедии нравов особенно блистали всегда наши актеры-эксцентрики, благодаря которым мы и овладели умением развлекаться и развлекать других так же легко, как легко скользят водомерки по поверхности пруда.

Почему же понадобилось кому-то разрушать все это, уничтожать то, что есть и что обладает своими достоинствами? Здесь было бы уместно привести список авторов и актеров, прежних и ныне живущих, от имени которых можно было бы сказать: «Вот наше достояние и не столь уж ничтожное». Не пора ли спросить, какие стили взамен уничтожаемых собирается создать Студия актера в ее лондонском варианте?

Когда Бен Газарра [14] давал интервью мисс Дайлис Поуэлл, то на ее вопрос «Что могла бы дать система Станиславского для исполнения Шекспира?» он ответил, улыбаясь: «Она затянула бы действие». Если теперь мы хотим воскресить (а не разрушить) стиль исполнения пьес эпохи Реставрации — что мы и стараемся делать, хотя пока для большинства из нас это больше манера игры, чем стиль, — то нам скорее следует ориентироваться на актеров Брехта, чем на Нью-йоркскую студию. Еще двадцать лет назад Рут Гордон [15] поразила весь Лондон своей игрой в спектакле театра Олд Вик «Деревенская жена» [16]; она полностью владела образом своей героини и в то же время настолько была вне его, как если бы сидела в партере. И хотя она и надрывала нам сердца своей реалистической игрой в роли Матти из пьесы «Итан Фром» [17], тем не менее она действительно могла бы стать одной из любимейших актрис Брехта.

Быть может, лучше и достойнее всего было бы игнорировать все эти «намерения» и «заявления» Лондонской студии актера и дать им постепенно заглохнуть в нашей островитянской тиши. Столбцы газеты «Таймс» свидетельствуют о том, что никто у нас по этому поводу не волнуется, за исключением разве Джайльса Плейфера из штата Массачусетс. Но, проведя два последних сезона почти целиком в Нью-Йорке, я вижу, что нависшая угроза, безусловно, заслуживает не надменного британского равнодушия, а пристального внимания. Правда, нельзя ручаться, что на страницах «Таймса» (увы!) слова «разрушить все стили» переданы с дословной точностью, но в них явно слышится типично нигилистический отзвук.

Нью-йоркская публика уже давно знакома с английской манерой актерского исполнения (по мнению некоторых американских актеров, даже слишком давно). В этом нет ничего удивительного, если учесть, что история собственно американского театра сравнительно еще коротка. Только в последние три десятилетня — если не позже — американцы выработали свой собственный стиль исполнения, играя пьесы из американской жизни. Это превосходный стиль, полный жизненности и силы, теплоты и прелести, разнообразия и стойкости. Но не вечно же можно ставить только свои собственные пьесы! Бродвей хочет видеть у себя и других драматургов: Жироду и Ануя [18] (хотя до сих пор на их долю выпало всего три успешные постановки), Рэттигана [19] (две успешные постановки) и других современных писателей-иностранцев. Люди хотят видеть Олд Вик и «Комеди Франсез». Они радушно и гостеприимно встретили Жана-Луи Барро [20], актеров театра «Габима» [21] и многих других, не считая певцов и танцоров. К сожалению, в Нью-Йорке так же безнадежно мало театров, как в Лондоне. Нетвердо и их экономическое положение, поскольку публика здесь не интересуется ничем, кроме модных боевиков: так она воспитана, а может быть, и запугана. И все же, несмотря ни на что, в Нью-Йорке и Лондоне заработки актеров совершенно различны, так что, в то время как поездка английского актера в Нью-Йорк даже на скромных условиях для него соблазнительна, американский актер готов приехать к нам из одного престижа, ради развлечения или в силу каких-либо иных, отнюдь не коммерческих интересов.

В результате у кого-то в Америке вызывают досаду английские актеры, приезжающие в Нью-Йорк, а в определенных профессиональных кругах Англии возникает недовольство посещающими нас американцами. Трудно сказать, какая сторона при этом выгадывает, если вообще выгадывает: нам кажется, что мы; им кажется, что они. Но теплый прием и широкое радушие, с какими встречают английских актеров в Нью-Йорке, не позволяют мне реагировать на отдельна вспышки, быть может, понятного шовинизма, к которым, кстати сказать, я отнюдь по отношу недавний выпад милейшей Элен Хейс [22], весьма нас огорчивший, о котором она сама теперь сожалеет. Я упоминаю oб этом случае только потому, что часть вины здесь следует отнести на счет самой Нью-йоркской студии актера, многие члены которой особенно афишируют свою к ней причастность, выказывая при этом тот дурной вкус, которым они сами возмущались бы у спортсменов, отстаивающих честь своего «старого школьного галстука».

Думаю, что никогда в истории какой бы то ни было страны никто не заявлял о намерении изменить или дискредитировать чью-нибудь чужую манеру действовать (за исключением, конечно, области «большого бизнеса»). Это была бы дерзкая претензия, но не пустая ли? В Нью-Йорке, впрочем, найдется немало людей, которые скажут, что это не так уж неправдоподобно, и с огорчением сошлются на пример их собственного театра, где небольшая группа блестящих, талантливых актеров обросла большим количеством малоодаренных прихлебателей и где царит культ спешки, запальчивости и себялюбия.

Сами по себе американские актеры очень приятны в обхождении. Они отличаются, правда, несколько нарочитой грубоватостью, рассчитанной на то, чтобы привлечь к себе внимание, но ведь любезные манеры и очаровательная наружность нигде и никогда не считались признаком гения. Они отличные работники, так как актеру приходится здорово трудиться в стране, где девяносто два процента его собратьев ходят без работы. Худшее, что можно сказать о них, — это что они «сумасшедшие, задуренные ребята!» – выражение, как будто специально для них придуманное.

Когда вам приходится работать вплотную с ними, вы натыкаетесь на упрямство, которое хочется сравнить с покрытой мягким тюфяком кирпичной стеной. Многие из них охотно берут уроки танцев (чтобы попасть в музыкальную комедию), учатся пению (с той же целью), ходят на занятия