Загадка по имени Кристобаль Баленсиага - Мария Фернандес-Миранда Страница 9

Фонда Balenciaga (а также человек, которого я просто обожаю слушать), пока мы пьем кофе за мраморным столиком в мадридском кафе La Duquesita. В своей докторской диссертации, посвященной маэстро, исследователь Ана Бальда объясняет то же самое в очень поэтичной манере: «Его платья задумывались как обитель для тела. Подобно тому, как дом должен быть комфортным для жильцов, Баленсиага считал, что его одежда должна быть удобной и адаптироваться к жизни его клиенток». Вот почему в одной из своих самых знаменитых цитат Диана Вриланд говорила, что, когда в помещение входила женщина, одетая в Balenciaga, все другие просто переставали существовать.

Я побеседовала с французским дизайнером Стефаном Ролланом, который особенно известен в СМИ по своим коллекциям, что демонстрировала прекрасная испанская топ-модель Ньевес Альварес. Роллан признается мне, что работа баска стала для него своего рода компасом, который всегда возвращает его на север. «В начале моей карьеры мне выпала возможность познакомиться с Мари-Андре Жув. Она предоставила мне доступ ко всем архивам Кристобаля Баленсиаги, спрятанным в подвале частного особняка. Для меня эти архивы стали настоящим откровением», – рассказывает он мне. Я спрашиваю Роллана, использует ли он в настоящее время одну из техник Баленсиаги, и он полушутя отвечает, прибегая к небольшой хитрости: «Я вшиваю органзу по краям, чтобы они не рвались». Затем он добавляет: «Если говорить серьезно, именно его философия находит у меня отклик и направляет мои шаги. В минуты сомнений я погружаюсь в его историю, и это, странным образом, помогает мне найти самого себя».

Записав размышления Стефана Роллана, я отправляюсь на поиски успешного испанского дизайнера, который также сможет рассказать мне о влиянии гения из Гетарии. Мне удается пробраться в мадридское ателье нашего самого известного кутюрье: Лоренцо Каприле. Поначалу он говорит о Баленсиаге весьма неохотно, потому что считает, что журналисты уделяют ему слишком много внимания, в то время как другие его современники, такие как Педро Родригес или Флора Вильяреаль, канули в лету. Но потихоньку лед между нами тает, Каприле выкуривает одну сигарету за другой, и в конце концов наша беседа затягивается на два часа. Мы сидим в ателье одни, друг напротив друга, в крохотном кабинете, где есть холодильник с бутылками воды, на пробках которых напечатана знаменитая фраза, приписываемая Пикассо: «Плохие художники копируют. Хорошие – крадут».

«Баленсиага был помешан на технике. Мне кажется, его величайшим вкладом стало архитектурное видение моды. Он был мастером объема, – рассказывает мне Каприле. – Он обладал потрясающим даром кроя. Он позволил ткани говорить. Именно это я и пытаюсь объяснить сегодня в школах дизайна: вы не можете приготовить пиццу с ангулас5, потому что ингредиенты абсолютно друг другу не подходят. Точно так же необходимо уважать кусок атласа, у которого есть свой собственный язык. Навязать ткань невозможно, вы должны позволить материалу самому создать костюм». В любом случае, Лоренцо настаивает на том, что Баленсиага не был изобретателем моды, потому что он сам черпал идеи у своих предшественников: «Приехав в Париж, он учился, покупая лекала у великих творцов того времени, например у Мадам Вионне, которая была великой революционеркой кроя XX века. Он набрался опыта, воспроизводя и адаптируя к своим клиентам эти лекала, изученные во Франции».

Я прошу моего собеседника рассказать мне, каким, по его мнению, был самый важный этап в жизни Баленсиаги с креативной точки зрения. «Они все были важны, – отвечает он. – Лично мне очень нравится первый этап, самый исторический, вдохновленный испанскими традициями, с его гагатовой6 вышивкой, сочетанием коричневого и черного, его любовью к кружеву… Правда в том, что стиль Баленсиаги развивался очень медленно и линейно. Есть коллекции, в которых мы встречаемся все с той же идеей, тысячу раз переформулированной».

Каприле взял в руки иголку в детстве, примерно в том же возрасте, что и знаменитый гипускоанец. В его случае он дебютировал с пеналом для хранения ручек, выполненным из джинсовой ткани. «Я уже начал думать, что никогда не смогу пришить на него молнию», – вспоминает он, смеясь. Я прощаюсь с дизайнером под звон его телефонов и сообщений от команды: одна инфлюенсер хочет заказать ему вечернее платье на мероприятие, невеста звонит ему, чтобы узнать подробности о своем платье, кто-то поздравляет его с наградой, которую ему только что вручила Академия исполнительских искусств, испанское телевидение спрашивает, в котором часу он приедет на съемочную площадку для участия в одной из самых популярных программ… Надо же, насколько это безумие отличается от монашеской атмосферы, которая, согласна хроникам того времени, характеризовала ателье Кристобаля. «Сегодня просто невозможно оставаться в тени, единственный, кому это удалось, – Мартин Маржела. Баленсиага обладал привилегией, потому что жил в эпоху, когда Instagram7 еще не изобрели», – говорит мне Каприле, который после тридцати лет на острие моды мечтает о том, чтобы посвятить свободное время исключительно распространению своих знаний о моде, об именах, которые мы почитаем, но также и о тех, кто несправедливо остается в тени.

4. Муза по имени Сонсолес де Икаса

Мадрид, 1940

Сеньора, моей вины в вашем положении нет.

Из окон доносится шум проспекта Хосе Антонио. Он назван в честь основателя Испанской Фаланги1 Хосе Антонио Примо де Ривера. Однако многие жители Мадрида из-за огромных размеров проспекта предпочитают называть его Гран Виа2. Если выглянуть в окно, то напротив можно увидеть вход в «Музей Чикоте», первый коктейль-бар в Испании, основанный бывшим барменом отеля «Ритц». В ближайшие несколько лет этому бару будет суждено превратиться в обязательную остановку знаменитостей той эпохи, от Сальвадора Дали и Авы Гарднер до Эрнеста Хемингуэя и Лолы Флорес3. В беззаботные послевоенные ночи известные мужчины и женщины любили собираться у барной стойки этого бара. Его дизайн выполнен в стиле ар-деко, а в подвале хранятся тысячи бутылок различных спиртных напитков.

Но давайте же отойдем от окна и обратим внимание на интерьер салона, в котором мы находимся. Это светлое помещение со свежевыкрашенными белыми стенами и несколькими стульями золотого цвета, расположенными в самом конце комнаты; на потолке висит внушительная хрустальная люстра; на комоде с классическим зеркалом лежат несколько модных журналов; в самом верху стопки можно разглядеть номер L’Officiel с изящной иллюстрацией Рене Грюо4 на обложке. Однако это помещение не всегда излучало такую гармонию. Есть люди, которые, несмотря на свою прекрасную внешность, несут в сердце печаль, – так и на некоторых помещениях лежит тень трагедии. И помещение, в котором мы находимся, не исключение. Когда-то это была штаб-квартира компании по продаже