Дым над Биркенау. Страшная правда об Освенциме - Северина Шмаглевская Страница 8

На проволочных заграждениях всех лагерей зажигаются огни, очерчивая причудливую карту смерти. Где-то вдали, в цыганском, а может, в чешском лагере громко звенит гонг к отбою. Но тишина никогда не опускается на этот гудящий улей. Тысячи людей, тысячи будничных дел, преследующих одну цель: спасение жизни, – клубятся в темных бараках и вокруг них.

А в вышине, над гулом лагерной жизни, над линиями колючей проволоки, которая тихим звоном неустанно напоминает о смерти, взвивается в небо столбами алого пламени огонь из труб крематория и зыбким пятном полыхает в темноте, словно факел, зажженный от человеческих тел.

Глава вторая

Это всего лишь грипп

Кто уходит на работу, проводя весь день по ту сторону проволоки и возвращаясь поздно вечером на короткие часы отдыха, тот, конечно, испытывает сполна невзгоды лагерной жизни, но все же ему неведомы еще все круги этого ада.

Мысль твоя, спеша по своему пути, проносится мимо чего-то очень важного, точно так же как ноги, устремляясь к своей цели, перешагивают через лежащих на земле больных. Нужно во что бы то ни стало позаботиться о множестве вещей, чтобы как-то облегчить себе завтрашний день в поле. Уже в воротах лагеря на закате солнца ты мысленно планируешь во всех подробностях, чем следует заняться сегодня вечером, и мысль твоя перекидывает мост над действительностью. В лагере живут одним днем. В этом странствии к неведомой цели идешь, как слепой, ощупью, от предмета к предмету, от утра до вечера, всю энергию свою вкладывая в то, чтоб суметь прожить день. Раздобыть котелок для воды, заполучить собственную миску и ложку, кусок брюквы к хлебу на завтра, обмылок – вот проблемы, от решения которых зависит не только самочувствие заключенного, но и жизнь его. Проблемы эти целиком поглощают те считаные минуты, которые заключенный проводит в лагере (не считая сна и поверки).

Все остальное – судьбы больных, больница, крематорий – стремительно проносится мимо, словно второпях прокручиваемая кинохроника. Нет времени остановить свой бег, пережить, задуматься над всем этим. Откладываешь это на неопределенное «после». У тех, кто работает, нет времени для себя. Работа отнимает почти все время, и так устаешь после нее, что теряешь всякую способность о чем-то думать. Физический труд и неожиданное открытие, что ты, оказывается, можешь противостоять и голоду и холоду, порождают во многих женщинах сознание своей силы. Они ежедневно идут на работу, как на опасный поединок, откуда могут вернуться побежденными на носилках, оттягивающих руки товарок, или еще на этот раз победительницами, способными на новые состязания. Жизнь здоровых – это непрекращающаяся азартная игра человека с опасностью. Жизнь больных – человека со смертью. Здоровый в лагере подобен человеку, едущему на подножке переполненного трамвая: он словно бы висит на ней, уцепившись одной рукой за поручень. Больной же – это тот, кто срывается на полном ходу. Здоровые, заметив это, успевают лишь крикнуть, спасти же – трудно.

Принудительные работы – причина того, что душевная болезнь не была распространена в лагере.

Но вот приходит день, когда то, о чем ты избегал думать, подступает к тебе вплотную. Тот, кто еще вчера был здоров и вместе с другими шагал в колонне на работу, сегодня падает без сознания на поверке. Высокая температура настолько ослабила сердце, что женщина не может стоять. Ее укладывают возле барака. Из круга здоровых она перешла в другой, более страшный круг: она больна.

Совсем по-другому выглядит лагерь, если смотреть на него снизу, лежа у стены барака. По дороге мелькают ноги уходящих на работу. Это победившие. В лагере, приникнув к стенам бараков, остаются больные. Это побежденные.

Идет дождь, снег, медленно тянутся часы, а больные все на дворе. Вход в барак сторожит охранница с увесистой дубиной. Лежать в бараке днем запрещено. Кто посильнее, ходит, скорчившись, ослабевшие ложатся на землю. При виде эсэсовца больные пытаются спрятаться, но в лагере спрятаться негде. Натянутая кругом проволока надвигается на тебя, пугает зеленоватым светом, словно непрерывно нашептывая о смерти, словно напоминая, что выхода отсюда нет.

Сознание того, что спастись невозможно, вызывает страх. Отсутствие сил к борьбе означает гибель. Только теперь доходят до тебя услышанные раньше слова эсэсовца:

– Hier ist ein Vernichtungslager[18].

В больнице осмотр больных ведет врач-эсэсовец. При малейшем подозрении на инфекционную болезнь больную приканчивают уколом. Поэтому женщины стараются избежать осмотра. Существует общее мнение: «Лучше лежать в грязи под дождем, чем идти в больницу на верную смерть».

И вот заболевшая женщина принимает мужественное решение «продержаться». Если у нее нет больше сил ходить на работу, она остается в лагере и прячется: по утрам выходит на поверку, а после поверки пытается, чаще всего безуспешно, проникнуть в барак. Блоковые по отношению к больным неумолимы, грозят им селекцией, двадцать пятым бараком, крематорием, если те не пойдут добровольно на rewir – в больницу. Однако добровольно не идет никто. Тощие фигурки группками прячутся на задворках чужих бараков, в дождь скрываются в уборных, а завидев приближающегося эсэсовца, делают вид, будто заняты уборкой лагеря. Эсэсовцев они избегают всячески, ведь если привлечешь их внимание, селекции не миновать, а ее заключенные боятся пуще всего. В обмен на хлеб, который больная не может есть, она покупает немного кофе и носит его с собой, подкрепляясь в течение дня. Так она и существует, покуда высокая температура окончательно не свалит ее с ног и чьи-нибудь руки не унесут бесчувственную в больницу. Обычно состояние ее уже настолько тяжелое, что она умирает по дороге или в приемной амбулатории.

Перед амбулаторией собралась группа тяжелобольных – их привезли или привели сюда в беспамятстве. Иные еще в сознании, но спастись они уже не надеются и поэтому идут в больницу – смерти навстречу.

Вот исхудалая девушка, ноги у нее распухли так, что кожа натянулась и лоснится, лицо расплылось. Белые, нездоровые отеки, как лезущее из квашни тесто, наползают на глаза. Больная поднимает брови, морщит лоб, пытается смотреть. Ничего не выражающая маска кривится, сползает набок. Такие белые, как бумага, чудовищно одутловатые лица в сочетании с исхудалым телом часто встречаются в лагере. Этого надо опасаться, это обычно предвещает смерть.

Еще женщина. Она сводит колени,