Владимир Джунковский - Воспоминания.Том 1 Страница 78

Только такая работоспособная и стоящая на страже порядка Государственная Дума создаст счастье народа, только такая Дума нужна русскому народу, а стало быть, надо отнюдь не допускать, чтобы в нее были избраны нарушители закона и порядка, люди, возбуждающие народ против властей. Избрание таких людей ляжет на голову самих избирателей. Насилием и беспорядком не создается народное благо. Счастья можно достичь только миром и дружной общей работой. Пусть же население губернии пошлет в Думу лучших людей своих, одушевленных стремлением к миру, порядку и неустанной закономерной работе на благо Родины.

Флигель-адъютант его императорского величества Джунковский. Января 18-го дня 1907 г.".

В результате из 108 выборщиков по Московской губернии оказалось правых и левых одинаковое число, по 54, на окончательных же выборах левые всецело взяли верх; избранными оказались: М. В. Челноков и Ф. А. Головин — оба Партии народной свободы (кадетской), А. Е. Кимряков, Афанасьев, И. А. Губарев и И. П. Морев — все крайние левые. От г. Москвы в Думу прошли исключительно кадеты: князь Павел Долгоруков, А. А. Кизеветтер, Н. В. Тесленко и В. А. Маклаков.

Перед открытием Думы выяснилось, что левые группы значительно преобладали, а именно: правых одна треть всего состава, левых — две трети. Такой результат сказался, несомненно, благодаря особенностям избирательного закона, который давал явное преимущество левым элементам, проявившим притом крайнее напряжение предвыборной своей агитационной деятельности, которая не останавливалась перед самыми неблаговидными приемами и средствами ради привлечения на свою сторону избирательных голосов. Умеренная же и положительная часть населения не проявила в данном случае достаточной энергии и оказалась побежденной.

1 февраля раскрыто было покушение на жизнь великого князя Николая Николаевича. Против входа в императорский павильон Царскосельской железнодорожной ветки, на пути, по которому должен был пройти императорский поезд с великим князем Николаем Николаевичем, была положена бомба. Это было замечено главным кондуктором поезда, который, быстро сбежав на полотно, успел схватить неизвестного, одетого в форму железнодорожного машиниста; но тот вырвался и убежал, оставив снаряд, оказавшийся большой разрывной силы.

В начале февраля советником губернского правления был назначен Истомин, бывший до того земским начальником в Верейском уезде. Он заменил собой Г. А. Рачинского, который вследствие болезни не мог продолжать службу и в то время находился на излечении в г. Риге. Как с советником я расстался с Рачинским без сожаления, так как он совершенно не подходил к этой должности и дело у него весьма страдало, но как человек это был благороднейший и честнейший, очень умный и весьма образованный, начитанный. Когда я окончательно решил с ним расстаться и откровенно написал ему об этом, прося прислать прошение об отставке, то в ответ получил от него письмо, которое привожу здесь целиком, так как в нем чувствуется его душа, полная благородства:

"Глубокоуважаемый и дорогой Владимир Федорович.

Сердечное Вам спасибо за Ваше дружеское, прямо братское письмо и за Ваши хлопоты о моей судьбе. Я никогда не сомневался в Вашем душевном ко мне расположении, меня волновала мысль, что неопределенность моего положения тяжело отзовется на здоровье моей, и без того измученной душой и телом, жены. Мне пишут, что она бодра и спокойна: большой она молодец; вообще она и ее сестры — образцовые жены. Это у них наследство от матери, недаром ее так любил покойный великий князь Сергей Александрович. Уж что другое, а любвеобильность, честность и прямоту в людях он чуял как редко кто. Недаром его не обманула холодная маска А. Г. Булыгина. Я глубоко понимаю и ценю ту честь, которая мне будет оказана отставкой с мундиром. Еще раз убеждаюсь в Вашем понимании меня и уважении ко мне. Раз идет речь о пенсии, да еще усиленной, так, конечно, и говорить нечего об уплате мне лишнего содержания. Прошение прилагаю, а свидетельство о болезни вышлю на днях: сейчас у Соколовского инфлуэнция, и я не хочу его беспокоить. Очень буду рад поздравить Петра Владимировича с назначением в советники; дай ему Бог пойти в отца, понадобится и трудоспособность, и политика. Шереметевского я помню хорошо по губернскому правлению: он очень неглуп, трудолюбив, в типе покойного И. И. Сергиевича, но значительно менее воспитан и образован, чем последний. Впрочем, Сергиевич как чиновник был величиной на редкость. Степа Перфильев был в общем малый хороший и по-своему благородный и честный, но невыносим, как старая дева, обидчив и несчастен в семейной и личной жизни. Он терзал и мучил меня; искренно полагая, что уважает и понимает меня. Его самоуверенность и честолюбие были в значительной мере привитые. Христос зачтет ему и страдания и мученическую смерть. Губернское правление всегда жило на моей памяти в Москве по инерции. Но одни ушли, другие сошли в могилу, старики вроде Святославова выдохлись и устали. А ведь какой был чиновник лет пятнадцать назад. Материал наличного губернского правления, конечно, ниже всякой критики: Багриновский — еще жив; Падурову, который работает усердно, но без всякого интереса, я за десять лет не мог втолковать элементарной теории сложных процентов, Пиленков — отличный фактор типографии, но нимало не чиновник, что как умный человек знает сам; Полонский — лучше других, когда соберет свои мысли. Остальные… да, впрочем, Вы все это знаете не хуже меня. Что касается меня самого, то менее пригодного на должность советника губернского правления человека я еще не встречал; удивительная судьба Рачинских — вечно они попадают не на свои места. Здоровье мое теперь недурно, только очень я устал душевно и телесно. Зато и лечат меня на славу, приеду со штемпелем: "Made in Germany" {Сделано в Германии (англ.).}. Поступил в кафедральный собор на клиросное послушание, читаю Часы, Апостол3 и всенощную, протоиерей мною доволен. Дальнейшее в руках Божиих и воле епископов. На душе мир, не тот, который мир дает, а который дает Он. Если Бог приведет послужить родной Церкви, то с радостью приду на Тверскую в домовую церковь московского губернатора.

Еще раз душевное Вам спасибо: Вы отпустили меня с любовью и миром, да будет и с Вами всегда и навеки любовь и мир.

Глубоко уважающий Вас и сердечно преданный Григорий Рачинский. 6 февраля 1907 г. Рига".

20 февраля в Петербурге последовало открытие Государственной Думы второго созыва в Таврическом дворце. В аванзале было молебствие, на котором присутствовал, кроме депутатов, весь состав Совета Министров во главе с Председателем П. А. Столыпиным, все они были в сюртуках. Впереди их стоял товарищ Председателя Государственного Совета статс-секретарь Голубев, в мундире, с александровской лентой через плечо. Ему было высочайше повелено открыть Думу.