Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи - Вадим Георгиевич Устинов Страница 7

Реймон V не собирался сдаваться без сопротивления, поскольку чувствовал за собой поддержку короля Франции, на сестре которого он был женат. Предвидя тяжелую борьбу, Генри II также хотел обзавестись союзниками. В начале 1159 года он встретился в местечке Блай, что на Жиронде[40], с весьма богатым и могущественным Рамоном Беренге IV графом Барселонским, который также давно конфликтовал с графами Тулузскими и посему мог считаться естественным союзником английского короля.

Повелитель Барселоны представлял собой довольно интересную личность. Он был женат на Пейронеле королеве Арагона и правил королевством от ее имени. При желании он вполне мог бы сам принять титул, но отказывался наотрез это сделать. Рамон Беренге во всеуслышание заявлял, что лучше быть первым среди графов, чем седьмым среди королей. Впрочем, гипертрофированная гордость вовсе не мешала ему именоваться принцем Арагонским.

Для Генри II и Рамона Беренге не составило труда договориться о совместных действиях. Однако экспедиция, предпринятая летом 1159 года, не достигла намеченной цели, и Тулуза осталась в руках Реймона V. Впрочем, Генри II удалось захватить у врага Каор и Керси. С этих пор вражда между главой Анжуйской империи и графом Тулузским разгорелась еще жарче, поскольку смириться с потерей столь ценных областей для Реймона V было невозможно.

Завершение кампании не означало, однако, что Ричард вскоре увидит своего отца. Мальчик оставался с матерью в Англии, а Генри II по-прежнему не собирался покидать континент. Такое пренебрежение близкими вызывало недоумение не только у королевской семьи, но и в среде высшей английской знати. Тибо дю Бек архиепископ Кентерберийский в начале лета 1160 года отправил королю письмо, в котором умолял его приехать в Англию. Не последним аргументом прелат считал то, что отец должен находиться со своими детьми.

И, таким образом, мы молим вас (в надежде, что вам угодно то же самое, что угодно, как мы считаем, Господу) вернуться к своему народу, во имя нужд которого и посредством молитв которого мир для вас, как мы полагаем, был восстановлен Господом повсюду. Пусть вас тронет преданность вашего народа и любовь ваших детей, даже самый жестокосердный отец вряд ли смог лишать их своего внимания столь долго. Пусть вас тронет супружеская верность, очарование природы и изобилие удовольствий, которые мы не можем перечислить; и, чтобы нам не упустить наши собственные мотивы, пусть тронет ваше сердце одиночество того, кто стар и нездоров, и не сможет долго ждать вашего приезда, которого я сильно желаю. «Кости мои прилипли к коже моей и плоти моей…» [Иов 19:20]; моя душа готова отойти, но тем не менее держится за члены в тоске и в надежде[41].

Трогательное послание никоим образом не повлияло на планы Генри II, и Алиеноре приходилось периодически бросать детей и отправляться в дальнее путешествие, чтобы повидаться с мужем. Король вновь ступил на английскую землю только в январе 1163 года, после четырех с половиной лет отсутствия.

Такая неустроенная семейная жизнь все больше и больше разочаровывала Алиенору. В конце концов произошло неизбежное – в мае 1165 года она рассорилась с Генри II и уехала сначала в Нормандию, а затем в Аквитанию. С собой Алиенора взяла любимого сына Ричарда и его старшую сестру Матильду. Вскоре после этого неотложные дела вынудили короля опять расстаться с жившими в Англии детьми. Он отправился в Уэльс, где вспыхнуло восстание под руководством Риса ап Грифита князя Дехейбарта и Оуэна ап Грифита правителя Гуинета, однако экспедиция успехом не увенчалась.

* * *

В свите матери Ричард впервые попал в Аквитанию – землю, где он провел затем большую часть своей юности. Именно там сформировался его характер, столь впечатлявший современников, именно там окрепла его духовная связь с матерью, ставшая намного крепче родственной привязанности к отцу.

Впрочем, никудышными воспитателями оказались оба его родителя. У Алиеноры также не хватало времени на демонстрацию своей любви к сыну. Она не имела обыкновения подолгу задерживаться дома, много путешествовала по своим родовым владениям, поскольку чувствовала себя в первую очередь герцогиней Аквитанской, во вторую – матерью и лишь в третью – королевой.

Можно сказать, что Ричарда воспитала сама эта удивительная страна, к расцвету культуры которой самым непосредственным образом были причастны его предки. Еще жива была память о его прадеде Гийоме IX. Своей щедростью, красивой внешностью и необычным поведением тот вызывал у одних восхищение, у других – негодование. Его современник Уильям из Мамсбери, выдающийся английский историк XII века, монах бенедиктинского аббатства, писал о нем с откровенным негодованием.

Жил тогда Гийом граф Пуатевинский, легкомысленный и непостоянный; который после возвращения из Иерусалима (как повествует предыдущая книга) до такой степени погряз в трясине всяческих пороков, словно верил, что всем управляет случай, а не Провидение. Более того, свою болтовню он оживлял юмором, приправляя ее своего рода ложным очарованием, вызывая громкий смех у своих слушателей[42].

Но то, что вызывало гнев у набожного священнослужителя, приводило в восторг представителей пуатевинской знати. Гийом Аквитанский покорял их своим веселым нравом и многочисленными талантами – помимо всего прочего, он был первым известным трубадуром. Его текстам, порой откровенным и нескромным, никак нельзя было отказать в мастерстве и изяществе.

Беспокойной нашей любви

Ветвь боярышника сродни;

Нет листочка, чтоб не дрожал

Под холодным ночным дождем,

Но рассвет разольется ал —

И вся зелень вспыхнет огнем.

Так, однажды, в лучах зари

Мы закончить войну смогли,

И великий дар меня ждал:

Дав кольцо, пустила в свой дом;

Жизнь продли мне бог, я б держал

Руки лишь под ее плащом[43].

По стопам Гийома Аквитанского пошло целое сонмище трубадуров, превративших его родину в самую поэтическую страну Европы. Серкомун, Маркабру, Жофре Рюдель, Бернарт де Вентадорн – все они были аквитанцами. Однако по уровню таланта им нелегко было сравниться с Гийомом. И не стоит взирать на герцога Аквитанского с высоты прошедших веков с некоторой долей скептицизма или насмешки. Напротив, его вклад в развитие художественной литературы был огромен, о чем и писал Клайв Стейплз Луис, британский писатель, поэт, профессор английской литературы, ученый богослов.

Нам кажется естественным, что любовь должна быть самой распространенной темой для серьезной художественной литературы: но взгляд на классическую древность или на Тёмные века сразу же показывает нам – то, что мы считали естественным, на самом деле есть особое положение вещей, которое придет, возможно, к своему концу, но которое определенно имело начало в Провансе XI века. Нам кажется – или казалось до недавнего времени – естественным, что любовь (при известных условиях) должна рассматриваться как благородная и облагораживающая страсть. Но если мы вообразим, что