Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков Страница 7

Какие серьезные требования Петр предъявлял к переводчикам, видно из его указа 23 января 1724 года: «Для перевода книг зело нужны переводчики, а особливо для художественных (под «художествами» Петр разумел математические, медицинские, военные и другие науки или знания. — К. С.), понеже никакой переводчик, не умея того художества, о котором переводит, перевесть то не может; того ради заранее сие делать надобно таким образом: которые умеют языки, а художеств не умеют, тех отдать учиться художествам; а которые умеют художества, а языку не умеют, тех послать учиться языкам, и чтоб все из русских или иноземцев, кои или здесь родились, или зело малы приехали, и наш язык, как природный, знают, понеже на свой язык всегда легче переводить, нежели с своего на чужой». Благодаря таким заботам царя переводы книг делались очень тщательно, с предисловиями и всякими пояснениями. Насколько при этом Петр уважал подлинник, свидетельствует следующий случай. Когда Гавриил Бужинский представил царю свой перевод книги Пуфендорфа{26} «Введение в историю», Петр тотчас же начал его перелистывать с явным намерением отыскать там какое-то место. Не находя его, государь с гневом обратился к переводчику: «Глупец, что я тебе приказывал сделать с этою книгой?» — «Перевести», — отвечал тот. «Разве это переведено? — возразил царь, указывая на статью о России, из которой был выпущен при переводе приговор Пуфендорфа о русских, не совсем лестный для национального самолюбия. — Тотчас поди, — прибавил Петр, — и сделай, что я тебе приказал, и переведи книгу везде так, как она в подлиннике есть».

Однако не следует думать, что Петр I предоставил своим подданным полную свободу печати. Придавая печати большое значение, он принимал меры к тому, чтобы она не стала средством оппозиции ему. Поэтому, с одной стороны, например, сообщая 26 февраля 1706 года Головину о поражении саксонцев от шведов, причем в этом сражении погибло немало русских, он писал: «Вышереченное несчастие… изволь объявить всем, но гораздо полехче, ибо уже тайна быть не может, а подлинно не большим (то есть немногим. — К. С.) персонам»; а с другой стороны, монахам он запрещает в 1722 году вести переписку без разрешения настоятеля, и велено было отбирать у них в кельях чернила и бумагу, для писания же отводить особое место в трапезной, — очевидно, после отмены патриаршества Петр опасался оппозиции именно со стороны монахов.

В связи с этим стоят распоряжения 1720–1721 годов. По первому из них вольные типографии в Киеве и Чернигове подчинялись предварительной цензуре духовной коллегии, а второе гласило: «Аще кто о чем богословское письмо сочинит, и тое б не печатать, но первое презентовать в коллегиум. А коллегиум рассмотреть должно, нет ли какового в письме оном прегрешения, учению православному противного». Когда против реформ Петра стали появляться «пасквили», то авторов их разыскивали и сурово наказывали. В 1721 году был издан указ, по которому нужно было: «книги харатейные[12] и старопечатные, у кого явились и впредь по извету явятся в продаже, как в книжном ряду, так и в домах, — оные все взять к церковным делам и отослать на печатный двор, а вместо тех дать тем людям с печатного двора новоисправленные». Владельцы таких книг должны были дать подписку — «как харатейных, так и старопечатных» книг не продавать и в домах у себя не держать. А у кого и какие именно харатейные и старопечатные книги взяты будут, а потом в правительствующий сенат прислать доношение немедленно».

Количество книг, переведенных по приказам Петра с иностранных языков, было весьма значительно, а содержание их было очень разнообразно. По словам Пекарского{27}, «переводы по приказаниям Петра у нас известны от детских почти его лет»; он указывает, что уже в 1685 году была переведена по его приказу книга «Художества огненный и розные воинские орудия, ко всяким городовым приступам и ко обороне приличные». Число этих переводов с каждым годом все увеличивалось. Переводились книги, преимущественно касающиеся военного, сухопутного и морского дела, а также по разным прикладным наукам, но было переведено немало книг исторических, политических, религиозных, географических и т. п. Назовем лишь некоторые из них: «Дружеские разговоры Еразма Ротердамского», «История Курция об Александре», «История о Кромвеле», «О изобретателях вещей», «О должности человека и гражданина» Пуфендорфа, «Архитектура цивильная», «Лексикон универсалис», «История Юлия Цесаря», «Голландская грамматика», «География» Гибнера{28}, «Приклады, како пишутся комплементы», «Аполлодора грамматика афинельского библиотека или о богах» и т. д. Как видим, содержание переводных сочинений было очень разнообразно, как разнообразны были интересы самого Петра и потребности руководимого им общества.

Но что характерно — среди переведенных по приказу Петра книг мы почти не найдем произведений поэтической литературы; вся личность Петра, все его интересы, вся его деятельность слишком были прозаичны, чтобы в них было какое-нибудь место поэзии. Петр и поэзия — это понятия совершенно противоречащие. Зато среди этих книг нет сочинений незначительного содержания. Петр умел выбрать для перевода не только наиболее нужную книгу, но и наиболее ценную, у него был на это верный и меткий глаз. Ценность переводов еще увеличивалась от того, что Петр, придавая большое значение наглядности, снабжал переводимые книги иллюстрациями и чертежами. Заботился он также и о внешности книг, их печати и переплетах.

V

Из всего сказанного видно, какое значение Петр придавал печатному слову. Он видел в нем могучее средство пропаганды своих идей, но также и средство защиты. Доказательством последнего служат его старания путем печати оправдаться перед Европой в деле царевича Алексея. Так, «Манифест» и «Объявление» по этому делу были вскоре же переведены на иностранные языки, и Петр всячески старался «через своих послов распространять в Европе составленные по делу царевича документы» (Пекарский). Кроме того, для пояснений и оправданий действий царя там издавались брошюры.

Что же касается взгляда Петра на печать как на оружие пропаганды своих идей, то наиболее ярко он сказался в факте появления по его почину первой русской газеты. Деятельность царя-редактора и сотрудника газеты заслуживает того, чтобы сказать о ней несколько слов.

«Ведомости» стали выходить с начала 1703 года. В них сообщалось о событиях на театре войны, о флоте, о расширении русской торговли, об открытии заводов и фабрик и т. п., а с другой стороны, о событиях в Западной Европе: войнах, народных