Заложница страны Свободы. 888 дней в американской тюрьме - Мира Тэрада Страница 6

рожден в заключении. В Финляндии в заключении допускаются редкие уединенные встречи супругов на несколько часов. О детях заботятся ее родители, братья и сестры, а также все мужья. Удивительно, как ей удалось создать и, главное, сохранить такую большую дружную семью. Я спросила Сару: остановится ли она после освобождения и наконец заживет ли нормальной жизнью? Но тут ее лицо изменилось, она перестала улыбаться. Какой-то дьявольский огонек сверкнул в ее глазах. Она сказала, что все эти годы много думала. У нее появилась еще более гениальная идея. Но на этот раз она не будет никому доверять и «пригревать змей на груди», которые пользуются ее добротой и щедростью, пока она им нужна. Это было потрясением для меня! Ведь она действительно очень любит своих детей, родных и близких. Для чего ей это? У нее есть достаточно денег, дома, автомобили – все обеспечены. Сара ответила: это то, что она умеет и любит! «А как же твои родные? – спросила я. – Что будет, если тебя опять арестуют?» Она ответила, указав на пространство камеры: «Все это – мой мир…» Сара легла спать. А я еще очень долго не могла заснуть после этого разговора…

3

После отъезда Сары гостей не было пару дней, поэтому я снова затеяла генеральную уборку. В очередной раз я убедилась, что этот метод работает безотказно. Не прошло и часа, как я поставила швабру в угол, и в камеру привели девочку-Дюймовочку – маленькую, худенькую голубоглазую блондинку. Ее волосы были девственны и первородны… В смысле, расческа их не касалась многие дни. Они сбились в колтуны. Ее звали Катя-София. Ей было 24 года. Катины дедушка и бабушка были из России. Это оказалось самое длительное сожительство за период моего заключения – долгие десять дней. Первые шесть дней стали настоящей катастрофой. Я пожалела, что взяла в руки злополучную швабру. Катя оказалась наркоманкой. Хотя в ее жизни это было не менее кошмарно. Она страдала от жутких героиновых ломок. Ей все время давали какие-то таблетки, чтобы облегчить ее страдания. Она жила от приема этих лекарств до следующего приема. Пока лекарства действовали, Катя была весьма говорлива.

Первые два дня она все время куталась в одеяла и практически не вставала. На третий день мне удалось уговорить ее принять душ. Ох, каким же она была чумазоидом. Такого бардака я никогда не видела: окурки на столе и на полу, на кровати и под ней, кругом пепел. Целыми днями я драила камеру и заботилась о ней, как только могла. Спустя шесть дней появились первые признаки жизни. Катя пришла в себя и начала есть, причем не прекращая. Хлебцы с маслом были единственным, что можно было получить в неограниченном количестве во время подачи пищи… Я перешла к следующим действиям в борьбе с ее зависимостью. Трудотерапия! Я не ошиблась. Мы вместе убирались, ходили каждый день на получасовыее прогулки, смотрели телевизор, много болтали о жизни в России и Европе, слушали музыку. Катя начала поправляться, кожа порозовела, глаза начали блестеть. Я была рада видеть такие перемены.

Она была арестована за неуплату штрафа, ей дали две недели тюрьмы. 30 декабря Катю выпустили на свободу. Я снова осталась одна.

Но нет. Наверное, не так. Не одна, а с багажом новых знаний. Каждая из тех, кто задерживалась более чем на день, чему-то меня научила. И, учитывая, что мое дело движется с минусовой скоростью, вполне вероятно, что эти навыки и знания мне понадобятся… Я думаю. Анализирую. Рационализирую. У меня много времени, чтобы подумать обо всем на свете. Чаще всего люди мучаются от навязчивых мыслей перед сном, порой даже физически машут руками, чтобы их отогнать. А здесь они со мной весь день. И маха руки они не боятся. Я хочу узнать, в чем же дело, почему я оказалась здесь. Я хочу дышать свежим воздухом на свободе. Я хочу увидеть маму, в конце концов! Я пытаюсь оставаться в тонусе, но боюсь, что у меня опустятся руки.

Я постоянно вспоминаю этот день, 15 декабря, когда меня забрали из аэропорта. Каждое событие, даже самое незначительное. Я решила вывезти маму в короткий отпуск на четыре дня в Барселону, так как чуть более месяца назад скоропостижно ушел из жизни прекрасный человек, любимый муж, брат, отец и по совместительству мой отчим. Это был удар для нашей семьи. Семья с трудом справлялась с этой трагедией, а параллельно – с оформлением ипотеки. Мы были измотаны, и нужно было срочно отвлечь маму, потому что она все больше погружалась в горе, одиночество, страхи и прочие переживания, на которые больше не было сил смотреть. Когда я видела такую боль, страдания, печаль у самого родного человека в мире, я понимала, что нужно как-то ей помочь. И вот чем все обернулось. Я беспокоюсь о ее здоровье. Она ведь осталась одна. Совсем одна. Как и я.

Рождество мы провели с Катей, а Новый год я встречала уже одна. Меня перевели в одиночную камеру, что в целом достаточно терпимо. Мне удалось раздобыть несколько книг. В камере есть отдельные душ и унитаз, а также телевизор и даже кофе-машина. Кофе я не пью, да и нет его у меня. А вот для подогрева воды, так как тут холодрыга порой страшная, она мне вполне подошла. Раз в день можно выходить в небольшой дворик с промерзшим асфальтом и бетонными стенами на прогулку на целый час. Так как это декабрь, а одежда в тюрьме худая, я ходила всего пару раз на 30 минут. Но это разнообразие меня радует. Остальное же время я сижу в гордом одиночестве за чтением моих книг-спасателей. Если бы не они, думаю, легко можно сойти с ума, находясь в трехметровой коробке 24 часа в сутки. Новый год я встретила в одиночестве, стараясь не думать обо всем известной примете – как Новый год встретишь, так его и проведешь… Так как мужская тюрьма Вантаа находилась практически в черте города, я слышала задорные крики детей, взрывающиеся фейерверки – дразнящие вспышки. И я испытала смешанные чувства. Вроде бы я слышу отголоски всеобщего праздника, они чуть ли не касаются меня, но сама я нахожусь вне его границ. Радость, обильно сдобренная горечью.

Я узнала, что мои условия содержания могли бы быть в разы лучше. Но при одном условии. Если бы я совершила преступление на территории Финляндии. Если бы я стянула конфетку в магазине аэропорта. Или бы дала пинка пограничнику. Тогда я бы могла претендовать на социальную защиту как заключенная. А