Звезды царской эстрады - Коллектив авторов Страница 55

хорошенькая евреечка – со своими родителями: на следующий день должна была состояться ее свадьба с молодым сорочанином, которого она один раз в жизни только и видела, – когда он приезжал свататься. В дороге все мы перезнакомились и к Сорокам подъезжали уже друзьями, в особенности П. Троицкий, с невестою и ее родными. Само собой разумеется, что мы получили самое искреннее приглашение на свадьбу. Но у нас в тот же вечер был назначен концерт, а после концерта и длинной, утомительной дороги – не до свадьбы. И я старался как можно деликатнее отказаться от любезного приглашения. Иного, однако, мнения в этом отношении был П. Троицкий, который сумел так обворожить стариков, что и сам начал чувствовать себя на положении чуть ли не близкого родственника, отсутствие которого на свадьбе может омрачить весь праздник Своими беспрерывными шутками и прибаутками он привел родителей невесты в такое игривое настроение, что, когда при въезде в Сороки мы попали в толпу поджидавших невесту будущих ее родственников и свойственников, родители невесты представили его как «американского дадюшку». В первый момент встречавшие поверили этой шутке, и трудно описать, что здесь произошло. Все со сладостными возгласами бросились обнимать и целовать Троицкого, и нужно было видеть, с какой ловкостью он ускользал от объятий стариков и старух и как пылко – совсем не по-родственному – он взасос целовал молодых девушек – хотели они этого или нет, безразлично. А когда после концерта он явился на свадьбу, то вскоре оказался центром внимания, общим любимцем и, кажется, вскоре действительно породнился с большею частью и хозяев и гостей.

Не мог удержаться от соблазна и я и всю ночь, глядя на Троицкого, хохотал до слез, когда он с платочком в руках отплясывал, как заправский еврейский танцор, национальные свадебные танцы или с видом знатока пил крепкую пейсаховку закусывал сладкими пряниками и подымал традиционные и импровизированные тосты за молодых, за родителей и вообще за всех добрых евреев, почтивших «наш» праздник своим присутствием.

Концерты наши проходили повсюду с большим успехом, и пели мы без конца. В одном Кишиневе в большом кинематографе пели свыше двух недель подряд. И популярность наша была так велика, что когда в городе узнали, что я буду петь во время богослужения в греческой церкви, полиция вынуждена была, чтобы предотвратить давку и несчастные случаи, сдерживать толпу у паперти и церковной ограды.

Но особенно тронуло меня отношение староверов рыбачьей деревни Вилково. Как они упрашивали меня дать концерт у них в деревне и друг перед другом старались попотчевать чем только могли! При нас потрошили громадных осетров и угощали замечательной икрой, а на дорогу поднесли нам столько сельдей и икры, что мы при всем желании сами съесть все это никак не могли бы.

Вспоминая свое путешествие по Румынии, не могу не упомянуть о сильном впечатлении, которое произвел на меня редкий по красоте сквер, разбитый вокруг собора в Измаиле. Если смотреть на него с соборной колокольни, то он представляет собой колоссальный русский двуглавый орел, художественно исполненный не только по рисунку, но и по раскраске. Когда-то давно местный богатый купец устроил этот чудесный и, кажется, единственный в своем роде сквер. Да так и остался он по сей день – памятником былой России, тщательно поддерживаемый соборными сторожами и садовниками.

Трудно было взбираться по крутым лесенкам на колокольню, но, взобравшись, хотелось без конца оставаться там и любоваться этой прекрасной эмблемой, лучше слов говорящей о том, как крепка в русских людях память и любовь к своему прошлому.

Другое, не менее сильное, хотя и совершенно иное по настроению, пережил я впечатление, когда концертировал в Бендерах. Жутко торчат из тихоструйных вод прекрасного Дуная развалины взорванного моста и подчеркивают непроходимую пропасть между тем миром, который раньше был моей Россией и куца доступ мне заказан навеки, и тем клочком ее, куца я могу еще приехать со своими песнями, но только лишь в качестве гостя-иностранца. А между тем, кажется, рукой подать! Купальщики и катающиеся на лодках могут беспрепятственно пожимать друг другу руки и обмениваться новостями дня. Но… по причине советских «социалистических свобод» этого не делают!

Стоят: подпоручик Зинаида Готгард, Михаил Бородаевский. Лежит: вольноопределяющийся Валентина Лозовская, Крым. 1920. Фото из собрания А. Бородаевского

Близок локоть, да не укусишь!..

Моя первая поездка в Белград, длившаяся семь месяцев, сопровождалась резкой переменой в моей одинокой скитальческой жизни. И, как всегда почти, – его величество Случай.

Однажды в праздничный день, когда все магазины сербской столицы наглухо закрыты, я, желая купить чего-нибудь съестного, зашел в русский ресторан «Мон Репо». Раньше меня, с этой же самою целью, очутилась у буфета высокая стройная блондинка с пышным светлым сиянием густых волос вокруг нежно-матового лица. Управляющий рестораном – бывший гвардейский офицер – представил меня молодой женщине. Обменявшись несколькими словами, мы разошлись; но образ Валентины Васильевны Лозовской неотступно преследовал меня. Сложилось так, что мы очень долго после этого не встречались. Но вот местное объединение русско-сербских журналистов организовало большой благотворительный концерт с участием выдающихся артистических сил Белграда, и в том числе с моим. Пропев несколько вещей, я сошел с эстрады и, к моему удовольствию, увидел лицом к лицу В. В. Лозовскую. Первым вопросом ее было:

– Вы останетесь?

Мог ли я не остаться? Мне понадобилось каких-нибудь полчаса времени, чтобы съездить домой, сменить рубаху и поддевку на смокинг и вернуться. Весь вечер я танцевал только с нею и под конец сделал предложение, тотчас же благосклонно принятое.

Моя невеста оказалась редкой и необыкновенной русской девушкой. После семейной драмы – ее отец был замучен и убит большевиками – В. В. Лозовская, вдохновляемая жаждой мести, со своими братьями очутилась в рядах добровольческой армии, точнее, в Дроздовской артиллерийской бригаде. Передовые позиции, три ранения, Георгиевский крест. По странному совпадению, ближайшим начальником Лозовской была женщина-поручик Заборская. Заборской и Лозовской выпала героическая роль в те дни, когда под натиском большевиков оставлен был добровольцами Ростов и когда генерал Кутепов коротким ударом попытался отнять у красных этот город. Попытка увенчалась, к сожалению, только мимолетным успехом. Через несколько часов пришлось вновь покинуть Ростов. Белые войска, артиллерия и пехота, отходили в походном порядке, растянувшейся колонною.

В это время показалась развернутая лава несущейся советской конницы. Положение создавалось критическое, ибо белые, застигнутые врасплох, не имели физической возможности принять бой. Грозила бурная кавалерийская атака и вслед за нею – беспощадная бойня. Спасла это катастрофическое положение Заборская, одна