Берлинский дневник, 1940–1945 - Мария Илларионовна Васильчикова Страница 5

нами. Они оба уже немолоды и явно скоро сделаются невыносимыми. Целый день он диктует бесконечно длинные статьи, по большей части хулительные и такие туманные, что часто в них ничего нельзя понять. С немцами это часто бывает, когда они чересчур хорошо знают чужой язык. Я сижу за машинкой с 7 утра до 5 вечера. Как только бумага вынимается из машинки, фрау Э. тут же набрасывается на нее, чтобы исправить возможные ошибки. Эта работа идет посменно круглые сутки.

В редких случаях Мисси пользовалась при упоминании имен инициалами — чтобы не задеть чувства данных лиц или их родных, но это она делала лишь тогда, когда эти лица были политически безобидны.

Сегодня позвонили из американского посольства и предложили нам места, обеим с гораздо более высоким окладом, чем наши теперешние. Но уже поздно.

Вторник, 13 февраля. Сегодня утром Мамá и Джорджи уехали к Ольге Пюклер в Силезию. Мы надеемся, что они пробудут там достаточно долго и смогут немного поправить здоровье, прежде чем ехать дальше в Рим.

Среда, 14 февраля. С Татьяной в последнее время вижусь мало, так как встаю в 5.30 утра и прихожу домой около 6 вечера. Путь бесконечно долгий. Татьяна работает с 10 утра до 8 вечера, но часто возвращается и позже.

Четверг, 22 февраля. Сегодня получила почтовый перевод в оплату двух испытательных дней. Это тем более кстати, так как нам не выплатили аванса.

Суббота, 2 марта. Сегодня вечером был большой коктейль у бразильцев. Посол живет недалеко за городом[51]. Мне не понравилось, что у него над граммофоном висит красивая русская икона. Эта страсть иностранцев к иконам и манера развешивать их где угодно нас, православных, порядочно шокирует. Я ушла рано и по дороге домой заблудилась.

Неожиданно появился с линии Зигфрида Ашвин цур Липпе-Бистерфельд[52]. (Так союзники называли построенный в 1938–1940 годах «западный вал»[53] — немецкие укрепления, тянувшиеся приблизительно параллельно прославленной французской линии Мажино[54]; они стали широко известны благодаря британской мюзик-холльной песенке «Мы повесим наше белье сушиться на линию Зигфрида»[55].)

Воскресенье, 3 марта. Сегодня утром в русской церкви[56] замечательно пели. Обычно я работаю и по воскресеньям. Остаток дня провела дома и, в окружении похожей на привидения зачехленной мебели Ольги Пюклер, упражнялась на фортепьяно.

Понедельник, 4 марта. Сильно простудилась и несколько вечеров буду сидеть дома. Татьяна каждый вечер куда-то ходит и ведет обширную переписку с разными молодыми людьми на Западном фронте.

Вторник, 12 марта. Мамá (она сейчас направляется из Силезии в Рим) звонила из Вены и сообщила, что Джорджи пропал. Когда поезд остановился на какой-то маленькой станции, он пошел проверить багаж и не заметил, как багажный вагон отцепили от их состава и прицепили к другому. Теперь он несется по направлению к Варшаве. У него оба их билета, но нет паспорта, и у него всего пять марок. Мамá ждет, чтобы он ее догнал в Вене.

Среда, 13 марта. Вечер у Вреде. Сестры-двойняшки Эдда (Дики) и Кармен (Сита) были еще одни, когда я приехала, и болтали со мной в ванной комнате, пока я приводила в порядок прическу.

Обе с гордостью продемонстрировали письма от генералов Яге[57] и Москардо[58] (относящиеся к тому времени, когда Дики и Сита служили медсестрами в немецком легионе «Кондор»[59] в Испании в Гражданскую войну). Они знакомы со знаменитостями со всего света, включая папу римского. У них это что-то вроде хобби.

Легион «Кондор», состоявший из подразделения люфтваффе и кое-каких наземных войск, был организован в 1936 г. для помощи националистам в Гражданской войне в Испании. В его составе был и медицинский персонал.

Четверг, 14 марта. Сегодня после работы я пошла с Эллой Пюклер[60] к Елене Бенаццо[61]. Она по рождению русская, но по-русски не знает ни слова, хотя ее родители — они оба там были — выглядят стопроцентными русскими. Ее муж Агостиньо[62] здесь при итальянском посольстве. Позже пришло много итальянок. Все они вяжут распашонки для младенца Геринга[63]. По-моему, перебарщивают.

Суббота, 16 марта. К нам на чай приходила Елена Бирон[64], а также Карл Фридрих Пюклер, наш домохозяин во Фридланде, да и здесь. Он, как всегда, настроен оптимистически и считает, что война кончится к Троице. Хотя он добр к нам и не глуп, мне с ним всегда как-то неуютно[65].

Бироны оставили в русской истории краткую, но яркую страницу в XVIII в. Эрнест Иоганн Бирон (1690–1772), курляндский дворянин, впоследствии герцог, стал российским регентом при императрице Анне Иоанновне, был ее фаворитом. С «бироновщиной» связывали господство иностранцев и непомерное казнокрадство.

Позже мы зашли к нашей соседке Аге Фюрстенберг[66], у которой рекой лилось шампанское.

Понедельник, 18 марта. Сегодня у меня выходной. Спала до одиннадцати. Зашла за Татьяной к ней на работу, чтобы вместе пообедать. Погуляли по Тиргартену, который выглядит еще очень по-зимнему. Позже был большой вечер у голландского посла де Вита[67].

Среда, 20 марта. Сегодня мы обе легли спать рано. Во Франции ушел в отставку Даладье[68].

Трижды премьер-министр Франции (в последний раз в 1938–1940 гг. он совмещал эту должность с постом военного министра), Эдуард Даладье (1884–1970) сыграл видную роль в Мюнхенском соглашении. На смену ему пришел его министр финансов и политический соперник Поль Рейно[69] (1878–1966).

Пятница, 22 марта. Сегодня наша Страстная пятница, но мне все равно пришлось работать как проклятой. Печатала девять часов без перерыва[70]. Когда мой начальник, герр Э., видит, что я сейчас упаду без чувств, он достает шнапс — это разновидность коньяка; он слегка подкрепляет, но на вкус ужасен. Герр Э. все время пререкается с женой. Когда я вижу и слышу их, то прихожу к твердому убеждению, что муж и жена не должны работать вместе. Я его не выношу, и когда он после очередной перебранки высовывается из окна подышать воздухом, меня так и тянет его выпихнуть. Точно так же настроена и Катя Клейнмихель. Я сейчас с нею много вижусь, так как она работает со мной в одну смену, и часто, когда у меня нет больше сил терпеть эту парочку, она заменяет меня за машинкой. Наше бюро переехало в другое здание на Шарлоттенштрассе. Так наше начальство будет меньше подвергаться постоянным придиркам Геббельса. Раньше, когда наши учреждения соседствовали друг с другом, «герр министр»