Владислав Дворжецкий. Чужой человек - Елена Алексеевна Погорелая Страница 5

Но тогда, в Таганроге, всё обошлось.

…Я ушел от пеленок и сосок.

Поживал – не забыт, не заброшен.

И дразнили меня «недоносок»,

хоть и был я нормально доношен…

Поглощенный наконец-то складывающейся карьерой (и наученный горьким опытом: не влезай – убьет), Вацлав политикой подчеркнуто не интересуется. Да и зачем политика, если можно – играть! Сценические фотографии тех лет демонстрируют весь спектр преображений и перевоплощений артиста: от чопорного Советника в «Снежной королеве» Х. К. Андерсена – до мятежного Джорджа в «Хижине дяди Тома» Г. Бичер-Стоу; от бравого Севастьянова из «Парня из нашего города» К. Симонова – до интеллигентного Здобного в «Весне в Москве» А. Гусева. А как много еще не сыгранных ролей, нереализованных планов, насыщенных репетиций и готовящихся постановок!

Между тем в 1940-м начинается Финская война. Таганрог с его оборонными предприятиями объявляют режимным городом, и осужденный по 58-й статье Дворжецкий теряет право в нем находиться:

Вызвали в милицию, перечеркнули паспорт и приказали <..> выехать из города в двадцать четыре часа. «Погрелся»… Ну что ж, спасибо, что не посадили…[14]

В Омске, куда он спешно возвращается с юга, впрочем, тоже не все гладко: ввиду начала войны усиливается идеологический прессинг, театры увеличивают размах агитационной работы. Да и омский ТЮЗ после Таганрогского драматического, славящегося своими традициями, Вацлаву Дворжецкому уже несколько тесен…

Выручила новый художественный руководитель Омского областного драматического театра, сменившая на этом посту обвиненного в формализме В. Торского, приятеля и соперника Вацлава, – Лина Самборская, выпускница драматической школы М. Г. Савиной, равно блистательно игравшая дореволюционного Островского и горьковскую пролетарскую «Мать». С ее легкой руки Вацлав, уже обладавший весомым актерским и режиссерским опытом и багажом (в начале 1941 года в ТЮЗе им были поставлены «Романтики» Э. Ростана и «Снежная королева» Х. К. Андерсена), начал играть в Театре драмы на улице Ленина, 8А.

Из домика в парке – несколько минут быстрым шагом вверх, к бывшей Соборной площади, а там – «не театр, а довольно объемная шкатулка… в стиле классицизма – с башенками, затейливыми окнами, спаренными полуколоннами»[15]. Здание театра в начале XX века было построено на средства Городской думы и самих горожан и с тех пор радовало глаз и омичей и приезжих. Просторное, трехэтажное, на крыше – статуя «Крылатого гения» авторства чешского скульптура В. Винклера, воспитанника Пражской академии художеств… Восемнадцать лет парил Крылатый гений над Омском, но Вацлав Дворжецкий его уже не застал: в 1933-м скульптуру демонтировали по причине несоответствия духу советского времени[16] – нечего советскому человеку парить в небесах!

Впрочем, играть дают – и на том спасибо. В расчете на Дворжецкого в театре готовится премьера искрометной комедии О. Голдсмита «Ночь ошибок», Вацлав играет там главную роль. Да и все его роли в основном характерные, костюмные, остро-сценические, и тому же искусству перевоплощения Дворжецкий учит своих учеников в драматическом кружке при Доме пионеров. Вместе с женой они готовят юных артистов и учащихся танцевального кружка к празднику: 22 июня в новом Центральном парке культуры и отдыха, что на набережной Иртыша, должно состояться массовое гулянье в честь окончания весенних посевных работ. Люди уже с утра собираются праздновать – послушать оркестр, потанцевать, увидеть любимых омских артистов: за несколько лет в городе образовалась целая группа любителей-театралов, ходивших в «драму» и ТЮЗ «на Дворжецкого» – уж он-то, бессменный участник всех омских массовых мероприятий, наверняка будет в этот день в ЦПКиО! Таисия Рэй тоже готовится – выступать либо вывести на сцену учениц-танцовщиц, а двухлетнего Владика в парке будет выгуливать бабушка…

Но, как известно, Россия настолько большая страна, что, когда в Омске готовятся к празднику, в столице уже звучит сообщение от Советского Информбюро.

4

Не боялась сирены соседка —

И привыкла к ней мать понемногу…

Лето и осень 1941 года. В Омск из Центральной России тянутся беженцы. Город наводнен слухами и новостями. Маленький железнодорожный вокзал переполнен: на путях теснятся военно-санитарные поезда, эшелоны с оборудованием эвакуированных заводов, встречные эшелоны с отправляющимися на фронт новобранцами. Среди эвакуированных из Москвы предприятий – вот чудо-то! – театральный вагон: московские артисты в легких костюмах, с парой наспех собранных чемоданов оглядываются на перроне, ожидают распределения по городским коммуналкам. В октябре, в результате одного из первых немецких налетов на Москву, бомба попала в арбатское здание Вахтанговского театра. Артисты были спешно отправлены в эвакуацию в Омск – как они тогда думали, на неделю-другую, ну ладно, на месяц: война ненадолго! Однако соседство вахтанговской труппы и труппы Омского областного театра в том самом здании под сенью невидимого Крылатого гения продлилось до 1943 года.

В городе холод и голод, «скудный паек, пустой рынок», немец идет к Москве, «а в театре, – говорит Вацлав Дворжецкий, – чудо как хорошо»:

Занят во всем репертуаре: «Мой сын», «Фландрия», «Уриель Акоста», «Кутузов», «Ночь ошибок», «Парень из нашего города», «Весна в Москве». Новые прекрасные партнеры – Вахтеров, Ячницкий, Лукьянов. Вахтанговский театр – в нашем здании. Режиссеры – Симонов, Дикий, Охлопков. Спектакли идут через день: у них «Кутузов» – у нас «Кутузов», у них премьера «Много шуму из ничего» – у нас премьера «Ночь ошибок». И кружок самодеятельности, и дома дел полно. Моя жена – балетмейстер в театре и в Доме пионеров. Владику два года. Трудно, но интересно и хорошо было…[17]

И действительно, сами вахтанговцы вспоминали годы омской эвакуации как время подлинного расцвета театра. Зритель им попался благодарный и увлеченный (и через десятилетия после отъезда Вахтанговского театра омские старожилы говорили об увиденных спектаклях с восторгом), а тесное взаимодействие с городской труппой и режиссерами подталкивало к находкам и экспериментам. Публика валом валила на москвичей, спектакли показывали несколько раз в сутки: утром, днем, вечером и даже в полночь. Часто сбор с поздних спектаклей шел в фонд помощи семьям фронтовиков, на подарки бойцам Красной армии, в фонд обороны страны – все были только рады хотя бы такому участию в трудной работе тыла. Играли не только в театре. И омские артисты, и москвичи давали представления в госпиталях, на вокзале для отъезжающих, на призывных пунктах…

Естественно, в обстановке военного времени к неблагонадежным сотрудникам относились с особенным подозрением, и та же Самборская, сумевшая сберечь Омский драматический театр, его труппу и