Анатоль Гидаш - Шандор Петефи Страница 46

…И в этот предвечерний час, стоя в окне сатмарского постоялого двора, Петефи вспоминал об Этельке. Он смотрел на осенний сад, на девушек, сидевших на скамейке, одна из которых… «Кто ж мог сомневаться в том, что я вправду полюбил Этельку? Только тот, кто каждую неделю влюбляется в другую, а на следующей неделе забывает и о той и о другой. Я создан иначе. Если я кого-нибудь, что-нибудь люблю — будь это родина, родители, друзья, народ, искусство или девушка, — любовь меня заполняет всего. Я не гостиница, где останавливаются на одну или две ночи и потом едут дальше».

Цветком моей жизни была ты,Увяла — все стало пустыней.Ты солнцем сверкала когда-то,Померкла — в ночи я отныне.Мой дух ты на крыльях кружила,Сломались они — не летаю.Была ты огнем в моих жилах,Остыла ты — я замерзаю…

С того времени прошло уже два года. Этельки нет на свете. Образ ее заслонила другая девушка. Это произошло год назад. У той девушки были тоже светлые волосы. Она была похожа на Этельку. Звали ее Берта Меднянски.

Однажды весной Петефи поехал из Пешта в Гёдёлле к своему другу и в семье у него познакомился с Бертой. Стояли жаркие дни конца лета. Петефи каждую неделю уезжал на скорых в Гёдёлле. Там он гулял с Бертой Меднянски по огромному парку герцогов Грашалковичей и рассказывал ей про Этельку, точно желая доказать самому себе: «Я верен ей!»

Да, я хотел бы полюбить опять…Что стоит сад без роз?. Твердят: живи!Но что же стоит молодость моя,Что стоит жизнь пустая без любви?

Любовь… Однажды я уже любил,Любви всю горечь я испил сполна.О, эта горечь горькая любви,Всего, что знал я, сладостней она.

Но если так блаженно хорошаНесчастная любовь, то как сладкаЛюбовь счастливая, когда онаСпокойно в сердце спит, тиха, кротка?

Душа моя! Ищи себе гнезда,Бездомной птицею летаешь ты.Найдется ль девушка, что приютитьЗахочет в сердце все мои мечты?

Хоть о любви мечтаю я опять,Но мертвую мне не забыть вовек…Так у подножья гор цветет цветок.Когда вверху еще белеет снег.

Этим стихотворением прощался он с Этелькой. Новая любовь захватила его целиком, и новыми стихами — «Жемчужинами любви», как он назвал Их сам, — откликнулся Петефи на это новое чувство.

Флаг любви — мое живое сердце!Борются два духа за него.Дни и ночи длится неустанноБитва из-за сердца моего.

Первый дух — веселая надежда,В снежно-белом одеянье он;Дух второй — мрачнейшее сомненье —В черные покровы облачен.

Я не знаю, кто кого осилит,Но боюсь такого я конца:Флаг любви — мое живое сердце —Разорвут на части два бойца!

И потом с нежностью, на какую способен только очень сильный человек, написал он одно из прекраснейших любовных стихотворений;

Если ты цветок, я буду стеблем,Если ты роса — цветами ввысь —Потянусь, росинками колеблем,Только души наши бы слились.Если ты, души моей отрада, —Высь небес — я превращусь в звезду;Если ж ты, мой ангел, бездна ада —Согрешу и в бездну попаду.

Петефи решился написать письмо отцу девушки и просить ее руки. Тщетно предупреждали его: «Не посылай ты этого письма, Шандор, ведь все равно тебе откажут. Отец Берты дворянин, барон, он кичится своими дедами и прадедами!» Петефи все-таки отослал письмо. Ответ пришел. Краткий и глупый. «Ни за актера, ни за поэта дочь не выдам. Мне запрещают это мои предки». Берта была тоже согласна с отцом.

«Предки! Деды!» — воскликнул Петефи.

И не прошло месяца, как поэт написал злое, саркастическое стихотворение о венгерском дворянстве, стихотворение, определившее перед революцией 1848 года целую эпоху в развитии общественного самосознания Венгрии:

Меч мой дедовский кровавый,Что же ты не блещешь, ржавый?Много есть тому причин…Я — венгерский дворянин!

А была ли взаимосвязь между этим стихотворением и решением барона Меднянски, мы предоставляем определить критикам, историкам литературы и прочим сердцеведам.

«Дедами своими гордитесь! — воскликнул в ярости Петефи. — Не только ваши деды, но и вы сами сгниете в могилах, мои стихи все еще будут жить! Да, но вы зато богаты! Так вот, помните: никто не богаче меня на этом свете. Откуда знать вам, гордящимся своими предками, имениями и деньгами, что такое настоящее чувство, которое нельзя купить?»

…Прошел еще год. И сейчас, стоя у окна своей комнаты на сатмарском постоялом дворе, Петефи тихо запел песню, тогда уже полюбившуюся всей стране:

«Глянь-ка, парень, сколько денег — не сочтешь!У тебя куплю я бедность. Продаешь?Я за бедность кошелек весь отдаю,Но в придачу дай мне девушку свою».«Если б это лишь задаток был для вас,Да на выпивку б мне дали во сто раз,Да весь мир еще в придачу заодно, —Я бы девушку не отдал все равно!».

…Девушки покинули сад. На скамейку, где они сидели еще несколько минут назад, кружась, слетел пожелтевший лист платана. Все остальные листья деревьев были еще зелены. По ветвям пробегал иногда предвечерний ветер, и ветви, словно завидев опавший пожелтевший лист, вздрагивали и теснее прижимались друг к другу.

Он был в комнате один. Товарищи давно ушли, условившись встретиться на балу.

Он тщательно чистит щеткой черную венгерку, поправляет воротничок сорочки и даже заглядывает в зеркало — приглаживает волосы. Он шагает по комнате, как всегда в предчувствии чего-то нового, неизвестного.