Разведывательная деятельность офицеров российского Генерального штаба на восточных окраинах империи во второй половине XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев Страница 41

Хаджи-Али-Акбер, сын Хаджи-Аласкара из Ленкорани заявил: «Много нам причиняет затруднений и неприятностей официальный переводчик в Белясуваре Мирза-Иббадула, который был еще переводчиком при г. Ограновиче (пограничный комиссар в Мугани), но этот последний знал татарский язык, и с нуждами нашими мы прямо обращались к нему, теперь же не так, и огромное значение имеет переводчик и как он передает наши заявления. Все русскоподданные избрали меня, чтобы я все это изложил. Но старшиной здесь, армянином Акопом Шахбазовым, мы все довольны: он только не ладит с губернатором из-за интересов русских подданных; старшина мусульманин был бы здесь для нас хуже. С армянами мусульмане живут отлично».

Конечно, все эти заявления мною энергично были подвинуты, и решение о возвращении денег губернатором исполнено: мухтаман серьезно испугался моего приезда. Узнав о таком благополучии жалоб, ко мне стали приходить с заявлениями и персидские подданные…

Вечером в 5 ч. пришел ко мне с визитом сергенк (полковник) Мир-Джафар-хан-Талылханов, начальник артиллерии Ардабиля. Явился в полной парадной форме. С ним мы (верхами) отправились[в] Нарын-калу. См. схему. Сергенк человек усердный, занимается обучением своих людей старательно, хотя малосведущий сам, но с большими претензиями и самомнением. Сарбызы (солдаты) люди рослые и крепкие, но полуобразованные.

Схема Нарын-кала (рис. Л.К. Артамонова)

Ардабиль – город несомненно очень старинный; улицы в нем не хуже и не лучше тавризских, а некоторые даже вымощены камнем. Нарын-кала отделяется от города только узкой эспланадой[74] и устроена под руководством английских офицеров; постройки городские от крепости начинаются в 300 шагах; вся крепость глиняная, и только единственный вход с восточной стороны одет камнем; через ров равелина[75] и главный ров перекинуты мостики. Собственно крепость состоит из ограды (т. е. главного вала с глиняным парапетом[76] для стрелков и куврфаса[77]) кругом всей крепости, затем 2-х равелинов (с восточной и западной стороны), причем последний (т. е. западный) совершенно разрушен. Более длинные фасы – южный и северный; восточный до 250 шагов, а западный до 300 шагов; толщина стены главного вала – 12 шагов вверху и до 15 шагов внизу, у основания. Казармы в восточном фасе в 2 яруса, а каждая комната на 4 или 5 сарбазов. В крепости имеется топчи-хана (артиллерийкие мастерские) и пороховой погреб.

В городе Ардабиле около 20 000 домов; это оживленный торговый узел караванных путей; в городе много лавок и разнообразными товарами. До позднего вечера я записывал всякого рода сведения, и все специального характера здесь не изложено, так как эти сведения в особых записках предназначались к отправке мною при возвращении в Тавриз в штаб в[оенного] округа в Тифлис. Впечатление от всего виденного пестрое: полное самоуправство администрации (в лице отчаянного и наглого мухтамана и слабодумного, ни во что серьезно не входящего губернатора); взяточничество во всех инстанциях; полное бесправие и угнетение не только сельского, но и городского торгового населения.

Так как губернатор 3/XI должен был быть в с. Разее и разбирать там местные дела, то мы с ночлега утром 3/XI тоже решили двинуться дальше. Поднялись рано. Из дома старшины Шахба-зова мы выступили в 9 ч. 35 м. утра; задержал меня прием депутации русскоподданных, явившихся проститься и благодарить за быстрое заступничеств и получение давно присужденных им по долгам денег и вещей. По пути мы встретили много людей, ожидавших возвращения хоросанских богомольцев, ходивших в город Мешед на поклонение гробнице[78] Имам-Резы[79]; навстречу богомольцам из Ардабиля выступила целая процессия с духовенством и знаменами. Настроение толпы фанатическое и недоброжелательное к иноземцам и иноверцам.

Вступили в сел. Намин (400 д.) и по его узким улица достигли занского дворца. Нас принял хан в лучшей своей комнате, где были уже приготовлены сласти для нашего угощения. Мы проехали сегодня несколько сокращенной дорогой в с. Намин, и весь переход около 18 вер. Всего в движении были 2ч48м.

Весь день я провел в обществе хана. Это молодой человек, лет 28, наследственный владетель своего ханства, переданного ему отцом и утвержденного в своих правах шахом. В своих владениях он полный хозяин над своими подданными, но лишен права смертной казни, предоставленной только азербайджанскому губернатору, которому он в высшем управлении и подчинен, но на ограничен в праве жаловаться валиахду в Тавризе на губернатора, нарушающего законные его феодальные права. Хан устроил меня очень хорошо, угощал усердно, стараясь не лишать своего общества, что мне было стеснительно. Я обратил внимание на то, что хану постоянно приносили какие-то бумаги, которые он быстро читал и немедленно писал ответ, удивившись его работоспособности, я спросил, неужели он не отдыхает от дел даже когда у него гости? Хан со смущенной улыбкой ответил мне вопросом, женат ли я? На мой отрицательный ответ он изумился:

– Сколько же тебе лет?

Я ответил.

– Да ведь ты же мой сверстник! А еще не женат! Ну, я в 16 лет был уже женат – родители женили меня на дочери их друга, которой было 19 лет. Мы хорошо с ней жили, но детей у нее не было, и теперь она уже стара для меня. Родители, желая передать мне ханство, женили меня вторично на дочери персидского принца, который проживает у вас в г. Тифлисе; она училась у вас в институте, хорошо знает и по-русски и по-французски, играет на рояле. Наша свадьба состоялась всего 3 месяца тому назад. Ты меня теперь поймешь и прости меня. Ты мой гость и, по адату, я должен быть с тобою. Она же, узнав, что ты из Тифлиса, сгорает нетерпением узнать все новости о своих родных и друзьях, и эти записки я получаю от нее с разными вопросами, но я совершенно стесняюсь тебя об этом спросить…

Я поторопился выразить свою полную готовность удовлетворить все запросы молодой ханши, которых действительно было много.

Оказалось, что старшая сестра ее замужем за полковником Алихановым[80], очень известным кавказским деятелем, моим хорошим знакомым. Поэтому я смог дать ответы и о родственниках ханши, и о ее знакомых и друзьях. Она прислала нам всякие свои вопросы запиской по-русски, извиняясь, что в силу очень строгих обычаев страны она, к величайшему ее горю, не может поговорить