Брежнев. Генсек «золотого века» - Юрий Михайлович Чурбанов Страница 41

автору этой книги приходилось сотрудничать несколько лет — в должности замминистра МВД он входил в редколлегию сверхпопулярного тогда журнала «Человек и закон». Свидетельствую с полной ответственностью, что распространяемые тогда (оставшиеся и по сегодня) слухи о его разгулах и приобретательстве неимоверно преувеличены, попросту лживы. Интриган и хапуга Горбачев наводил тут тень на плетень вполне сознательно. Чурбанов вел себя вполне скромно, единственная слабость, которую замечали все и над чем подтрунивали, — тяга к красивой одежде.

Совсем иное дело — Галина Леонидовна. После непродолжительного семейного мира, что очень радовало отца, она опять вернулась к светским похождениям самого дурного свойства. Возник ее скандальный роман с неким Борисом Буряце, по прозвищу Боря Цыган, мерзким авантюристом и проходимцем, который числился стажером Большого театра. Для полноты картины придется процитировать одного свидетеля, чтобы понять, сколь тяжко приходилось от всего этого Брежневу:

«Я видел первый раз Галину Брежневу в 1977 году, летом, в Доме творчества театрального общества в Мисхоре, в Крыму. Она приезжала туда с дачи отца к своему любовнику Борису Буряце, цыгану. Ему тогда было 29 лет, он закончил отделение музыкальной комедии Института театральных искусств. У него был неплохой тенор, но весьма слабые актерские данные. Это был красивый брюнет с серо-зелеными глазами, довольно полный для своего возраста. Он имел весьма изысканные манеры и утонченные вкусы — в еде, в одежде, в музыке. Носил он джинсы, джинсовую рубашку на молнии, остроносые сапоги на каблуках и иногда черную широкополую шляпу. На безымянном пальце сверкал перстень с огромным бриллиантом, а на шее красовалась толстая крученая золотая цепь, которую он не снимал, даже купаясь в море. Он появлялся на пляже в махровом халате. Иногда читал, но чаще играл в карты с несколькими знакомыми и с младшим братом Михаилом. Борис жил в двухкомнатном „люксе“ с душем, телевизором, холодильником. Питался он не в ресторане, а дома — с друзьями…

Галину при всем желании нельзя было назвать красивой. У нее были грубые, крупные черты лица, очень напоминающие отцовские, темные волосы, забранные в пучок, и темные, густые брови. На пляж она выходила в длинном, до полу, шелковом халате. В свою речь Галина часто вставляла матерные слова. Отношения Бориса и Галины выглядели очень странными. По его словам, их связь началась, когда ему еще не было и 20 лет. Вряд ли он любил эту женщину. Но Галина, казалось, была влюблена в своего цыгана, причем страсть ее была властной, изнуряющей и утомительной. Она ревновала Бориса, устраивала ему сцены — зачастую только из-за того, что он ушел куда-то, вместо того чтобы целый день ждать ее звонка. О женитьбе Бориса на какой-либо из его знакомых не могло быть и речи — он был обречен на роль вечного любовника стареющей и своевольной „мадам“.

Борис, умный и изощренный человек, умел держать себя в руках. Галина же была крайне раздражительна. Она могла закатить истерику только потому, что Борис напомнил ей, что пора уезжать, дабы не огорчать папу и маму. Галина называла родителей „двумя одуванчиками“, что не мешало ей восхищаться их преданностью друг другу и взаимной заботой. Иногда она говорила об отце, который, несмотря на возраст и болезни, каждый день купался в Черном море: „О нем много болтают, но он все-таки борется за мир. Он искренне хочет мира“. Напившись, она громко говорила: „Я люблю искусство, а мой муж — генерал“».

* * *

Естественно, что семейная жизнь любимой дочери Брежнева развалилась, а отцу обо всем этом, разумеется, докладывали. Ясно, что этот добрый человек должен был переживать в связи со всем этим. А для замминистра МВД Чурбанова жизнь превратилась в настоящий ад. Когда горбачевские люди начали его «дело», они собрали показания окружающих. Многое можно себе представить, познакомившись с абсолютно достоверным документом, который появился в «Деле Чурбанова» после его ареста. Это выдержка из допроса Новиковой Зинаиды Александровны, которая была вхожа в дом Чурбановых, помогала им убирать дачу и оказывала услуги по хозяйству. Дело происходило в конце 1970-х:

«С того времени, как я стала работать в кафе „Жуковка“, я и познакомилась с Галиной Леонидовной, которая все эти годы довольно часто посещала кафе, в большинстве случаев со своими друзьями. Жила она на даче — в километре от кафе, и, познакомившись с ней, по ее просьбе стала выполнять не очень обременительные просьбы. То Галина Леонидовна просила прийти на дачу сделать уборку, то принести спиртные напитки, то пойти с ней сделать уборку на квартире по улице Щусева. Женщина она добрая, в расчетах никогда не скупилась… Выполняя поручения Галины Леонидовны, бывая у нее на даче, я познакомилась и с ее мужем Юрием Михайловичем. У него была служебная машина „Чайка“, его сопровождала охрана, все ему козыряли, старались услужить. За Галиной Леонидовной была закреплена служебная машина „Волга“, хотя она нигде не работала. Оба они злоупотребляли спиртными напитками, и не было вечера, чтобы не напились и не устроили обоюдный скандал. В ссоре они были невыносимы, оскорбляли друг друга нецензурными словами, бросались первыми попавшими под руку предметами, наносили побои. Причем присутствующие люди, друзья, сослуживцы, знакомые, не являлись для них помехой, на посторонних они просто не обращали внимания, а то и их начинали честить теми же словами. Не было какого-либо вечера, на котором я присутствовала, чтобы он не закончился подобным скандалом. А недостатка в средствах на ведение такого образа жизни у них не было, хотя постоянно у Галины Леонидовны с языка не сходили слова об отсутствии денег. Но вскоре она появлялась с набитым деньгами кошельком, говоря, что мать „немного подбросила“…»

Мы остановились на этой пикантной истории кратко, опуская многие дурные подробности. Важно лишь осознать обстановку, в которой оказался стареющий Генсек. К сожалению, с его младшим сыном Юрием дела оказались не намного лучше.

Поначалу все у него шло очень даже хорошо. Пошел по трудовым стопам отца, окончил в 1955 году Днепропетровский металлургический институт, работал там же по своей уважаемой тогда профессии. Но отец стал Генсеком, и о Юрии Леонидовиче стали очень «заботиться». Он был переведен в штат весьма балованного тогда Министерства внешней торговли, оказался его представителем в Швеции.

Внезапная перемена скромного, добропорядочного Днепропетровска на Стокгольм, переполненный всяческими соблазнами, не прошла бесследно для молодого инженера-металлурга. Вот как вспоминал о нем ответственный работник Минвнешторга:

«Как-то я был в Швеции в командировке. Юра пригласил меня к себе домой, был очень гостеприимен, мы