Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская Страница 40

энергичным интендантом капитаном Марашем, вооружившись кирками и ломами, долбили мерзлую землю на кирпичном заводе «Победа», строя в нескольких километрах от Колпина укрытый под землей медицинский городок. Если вопреки всем трудностям удалось возвести этот городок, да еще в сжатые сроки, то только благодаря крепкой сплоченности замечательного коллектива.　

Уже говорилось, что еще с осени на улице Ленина, в каменном двухэтажном здании, занимаемом до войны Домом партийного просвещения, поселился 26-й медсанбат 90-й дивизии. Он стоял в стороне от Ижорского завода, и его предполагалось вывести из Колпина во вторую очередь, но жизнь внесла свои коррективы…

Старшина Овчинников

В начале февраля я побывала в госпитале для раненных в голову на правом берегу Невы, где встретила знакомого санинструктора 952-го полка 268-й дивизии старшину Овчинникова, приехавшего из Колпина навестить земляка, которого он вынес в январе с поля боя.　

В госпитале только что закончился обед. Час отдыха, в который раненых не полагалось беспокоить, я провела с Овчинниковым. Рассказывал он просто и интересно. Слушая его, я мысленно прошла с ним темной безлунной ночью от окраины Колпина к противотанковому рву, где ожидали помощи наши раненые бойцы.　

…По открытой местности, минуя запорошенные рыхлым снегом ходы сообщения, в кромешной тьме ползли трое. Резкий северный ветер обжигал лицо, перехватывал дыхание. Вперед вырвался военфельдшер Сергей Крылов, а ползущий за ним молодой санитар часто припадал к земле, при каждом шорохе вздрагивал и замирал.　

Яркий пучок света скользнул по равнине и равнодушно прошелся по распластанным и замершим на снегу людям.　

— Пропали! — прошептал молодой санитар, вцепившись дрожащими руками в мерзлую землю.　

— Молчи! — прошипел санинструктор Овчинников.　

— Боязно! А как увидит…　

— Очень ему такой дурак нужен!　

Некоторое время лежали молча. Когда тьма вновь все поглотила, поползли дальше.　

Минут через сорок добрались до той части противотанкового рва, что расположена севернее Красного Бора, между Московским шоссе и Октябрьской железной дорогой. Первым в ров скатился Крылов и коротко свистнул. Санинструктор и санитар последовали за ним. Мигающий свет фонарика осветил прижавшихся друг к другу раненых. Послышались приглушенные возгласы и стоны.　

— Помогите, совсем помираю, ноги не чувствую!　

— Пить дайте, дышать нечем…　

— Заждались, полдня лежим!　

— Санитар, чего стоишь! Помоги подняться!　

Военфельдшер вынул из сумки повязки и пузырек с жидкостью. Пошарив, он из какого-то тайника вытащил шину, оставленную прошлой ночью, и привычными ловкими движениями стал накладывать повязки. Посмотрев на светящийся циферблат, Крылов озабоченно рассудил: «Десять часов. Всех сразу не забрать».　

— Берите двух тяжелораненых и уносите, — приказал он санинструктору и санитару. — Я останусь здесь до вашего возвращения. Не задерживаться. Понятно?　

Все ясно, товарищ военфельдшер, — ответил Овчинников и, обращаясь к санитару, распорядился:　

— Лешка, бери раненого и клади на плащ-палатку, да прихвати автомат. Да не бойся ты, слышишь? Ползи смело за мной, а я потащу вон того. — И он показал рукой на бойца с окровавленной повязкой на лице.　

Обратный путь был более долгим и опасным. Приходилось ползти медленней, дышать было тяжело. Санитарная сумка, автомат, лямки плащ-палатки оттягивали плечи. Раненые нет-нет да и стонали от острой боли.　

Наконец добрались до цели. За поваленным, засыпанным снегом деревом их ждал санитар с небольшой повозочной на колесах.　

Тут только санинструктор Овчинников разглядел того, кого тащил, и от изумления невольно отшатнулся.　

— Так это же Илья Иванцов из разведроты, — воскликнул он. — Илья, ты слышишь меня, узнаешь?　

Раненый в ответ глухо застонал, в горле у него заклокотало. Овчинников почувствовал, как спазмы сжали ему горло.　

— Коли жив буду, обязательно отпрошусь проведать. — И он с мужской неловкостью провел рукой по колючей щеке Иванцова. И вдруг ему мучительно захотелось узнать, где они, эти безусые парни и бородатые отцы семейства: вытащенные им и его товарищами из траншей и оврагов, из разбитых танков и машин в такие вот ночи и дни, когда, казалось, в целом мире нет ничего, кроме пурги и трассирующих пуль. Боясь расчувствоваться, Овчинников стал гнать от себя столь не ко времени возникшие мысли. Быстро откинув полог палатки, он отстегнул флягу и глотнул из нее без всякого удовольствия, потом вытащил потертый кисет и смастерил замысловатую самокрутку для себя, а вторую, поменьше, для санитара. Тот с опаской посмотрел на своего сумрачного товарища, но отказаться не посмел. После неловкой затяжки закашлялся.　

— Эх ты, Лешка, Лешка! Совсем теленочек! Ладно, брось ее к черту! На лучше, подкрепись. — И он протянул санитару краюху хлеба и кусочек сахара.　

— Не возьму я, товарищ старшина. Ешьте сами.　

— Не возражай, парень, бери, коль приказывает старший.　

Выждав несколько секунд и убедившись, что Леша принялся закусывать, стал рассказывать:　

— А знаешь ли ты, браток, что впереди противотанкового рва, где мы только что с тобой были, в сорока метрах от гитлеровцев, под железнодорожной будкой окопались наши солдаты! Их прозвали федосеевцами — по имени ихнего лейтенанта. Как стемнеет, к ним ползут подносчики пищи и наши медики. Днем туда никак не добраться, да и ночью очень опасно — легко сбиться и прямо во вражескую траншею загреметь. А приползут наши к федосеевцам, накормят, напоят, перевяжут и, кого надо, на себе потащат назад. И кто все это делает, знаешь? Головой качаешь — неизвестно тебе. Так я скажу. Санитары эти — не хлопцы, как мы с тобой, а девчонки. Одну, помню, звали Машей, других Надей, Ниной… Вот только фамилии их позабыл, — сокрушенно покачал головой старшина. — Вот такие дела, браток. Девчонки эти на поверку оказались и смелее, и выносливее, и хитрее нас, мужиков. Ни черта не боятся!　

Внимательно всмотревшись в худого бледного санитара, Овчинников, застегивая полушубок, вдруг предложил ему:　

— Устал ты чертовски. Может, взять вместо тебя кого другого? По-первости достаточно и одного раза.　

— Что вы, товарищ старшина! — испуганно воскликнул санитар. — Разрешите мне пойти вместе с вами.　

Усталые чистые глаза паренька впились в Овчинникова и смотрели просительно.　

— Ну, коли так, пошли…　

…Овчинников, закончив свой рассказ, встал, оправил гимнастерку, пригладил желтую и красную нашивки за ранения, провел сильной, широкой ладонью по коротко остриженным волосам.　

— Пришел я проведать дружка: как он здесь? Да, видно, возвращаться придется, не повидавшись. Порядки здесь строгие. Надо успеть поспать часок-другой и ночью идти в роту.　

Я пошла к заместителю начальника госпиталя военврачу Ц. А. Облонской. Сердечная, приветливая, она вышла к старшине и сама отвела его в палату, где лежал Иванцов. В большой комнате стояло двенадцать коек. На всех лежали раненые с повязками на лицах. Медицинские сестры Ираида Шур и Анна Ивановна Роосон, держа чайники в руках, кормили раненых — осторожно вливали