Коко Шанель. Я сама — мода - Мишель Марли Страница 40

Она раздраженно подошла к окну, взяла со стоявшего там стула книги и переложила их в кресло, к своим пакетам. Потом придвинула стул к шезлонгу Ольги и села.

— Я раньше не думала, что такое крошечное существо можно так любить. У вас нет детей, и вам, конечно же, трудно себе представить, что испытывает женщина после родов…

— Как поживает Пабло? — решительно переменила тему Мися.

— Отец Паоло? — слегка растерянно откликнулась Ольга, словно не сразу вспомнила, о ком идет речь. — Я его редко вижу. Большую часть времени он занят своими картинами или статуями. Он сейчас увлекся скульптурой. Признаться, даже не знаю, как он поживает. Серт, по-видимому, лучше меня осведомлен о нынешнем состоянии и настроении Пабло.

Мися никак не могла понять, что означали странные нотки, звучавшие в словах Ольги. Обиду, стыдили злость? Во всяком случае, слухи о разладе между Пабло Пикассо и женой оказались небеспочвенными. Не случайно он тогда вечером перед замком Терн так раздраженно отреагировал на ее вопрос об Ольге. Ее охватило сочувствие к бедной русской красавице. Хотя весь этот спектакль на тему роженицы показался ей несколько смешным, это все же не давало права новоиспеченному отцу так демонстративно игнорировать жену.

— Я уверена, Пабло нужно еще привыкнуть к новому положению вещей. Мужчинам иногда бывает нелегко освоиться в роли отца, — попыталась она утешить Ольгу.

— Ну да, вам ведь это лучше известно, — прошипела та.

Ну что ж, она скажет Дягилеву, их самому близкому общему другу, что сделала все возможное, но упрямство Ольги оказалось для нее непреодолимым препятствием. И если она так же ведет себя и с Пикассо, то неудивительно, что тот больше времени уделяет работе, чем жене и ребенку. Она приняла решение откланяться не позднее, чем через пять минут. Да, пять минут она еще посидит. Долг вежливости будет исполнен. Но на этом ее миссия заканчивается.

В качестве последней попытки направить мысли Ольги в другое русло и хоть как-то скрасить оставшееся время визита, Мися принялась угощать несчастную упрямцу самой свежей сплетней.

— Коко Шанель собирается отправиться на Ривьеру со своим новым другом…

— Но Стравинский же гастролирует в Испании, — перебила ее Ольга.

— О нет! — рассмеялась Мися. — Она уже дала ему отставку. Ни за что не угадаете, кто ее новый друг!

— Пикассо? — с тревогой спросила Ольга.

— Ну, конечно же нет, голубушка. Полагаю, вы бы знали, если бы ваш муж открыто флиртовал с другой женщиной на глазах у всего общества. — Мися вдруг подумала, что духота в помещении — отнюдь не единственная причина, по которой она обливается потом. — Нет, дорогая моя, не Пикассо. Коко теперь с великим князем Дмитрием Павловичем. Весь Париж говорит об этом.

— О!.. — выдохнула пораженная Ольга.

Мися осталась вполне довольна произведенным эффектом. Наконец-то она снова в своей стихии.

— Они уже целую неделю всюду появляются вместе. Ужинают в «Ритце», а вечера, как известно, не заканчиваются десертом. И во время скандала в честь барона де Бомона он тоже был, так сказать, в гуще событий.

Но упоминание скандала Ольга пропустила мимо ушей: ее, судя по всему, больше интересовал другой аспект этой истории.

— Мне казалось, что Консуэло Вандербильт так энергично стремится ускорить развод с герцогом Мальборо, потому что у нее роман с его высочеством, а вовсе не из-за любовных похождений ее мужа.

Последнее замечание возмутило Мисю, но она не стала возражать. Она была сторонницей четких, недвусмысленных отношений. Этого принципа она придерживалась как в своем первом браке, так и при разводе со своим вторым мужем. Пресловутый любовный треугольник был не в ее вкусе. Поэтому она и осуждала связь Коко со Стравинским.

— Нет, нет, нет, — ответила она не без определенного удовлетворения в голосе. — Дмитрий Павлович человек свободный и может поступать как ему заблагорассудится. К тому же Консуэло Вандербильт — или, точнее, леди Спенсер-Черчилль — уже положила глаз на Луи-Жака Бальсана.

Мися не стала пояснять, что очередным предметом любви известной американской мультимиллионерши стал брат Этьена Бальсана. «Мир так тесен, — подумала она. — Интересно, Стравинский уже знает, что Коко предпочла ему неженатого великого князя?»

— Вот как, — вздохнула Ольга. — Консуэло Вандербильт положила глаз на Луи-Жака Бальсана… Ах, с тех пор как родила, я совсем отстала от жизни. Вы не знаете, как проходят гастроли в Испании? Очень надеюсь, что Дягилев, Стравинский и вся труппа чувствуют себя настоящими триумфаторами.

Мися испуганно посмотрела на нее. Неужели она подумала о Стравинском вслух? Если так, то это было очень неразумно с ее стороны. Ей совсем не хотелось уступать Ольге или Пабло Пикассо пальму первенства в распространении известия о новой любви Коко. Она намерена была сама стать источником этой пикантной информации. Слухи разлетались так быстро, а Мися терпеть не могла роли пассивной статистки в подобных историях. Хорошо хоть, Ольга настолько высоко оценила степень ее осведомленности во всех главных событиях, что спросила об успехах труппы.

— Да, они там уже, наверное, оглохли от аплодисментов, — ответила она.

— Такой успех? Как хорошо.

Но Мися уже не слушала. Беседа начинала тяготить: ей стало скучно. Да и духота мучила все сильнее. Она решила, что долг вежливости отдан сполна.

В порыве сердечности она схватила холодную руку Ольги.

— Голубушка, мне пора идти.

— Обещайте, что придете еще, чтобы посмотреть, как быстро развивается Паоло! Наш малютка растет не по дням, а по часам.

Вместо ответа Мися одарила ее ослепительной улыбкой и крепким рукопожатием. Это было все, что она пока могла положить на алтарь дружбы. После этого она так энергично покинула квартиру, что это больше напоминало бегство.

На улице она долго не могла надышаться влажным холодным воздухом, который после жарко натопленной комнаты показался ей нектаром, даже не стала застегивать шубку, подставив грудь ледяному ветру. Головная боль, сдавившая лоб железными тисками, постепенно отступила. Радуясь, что наконец вырвалась из плена обременительной дружбы, она задумчиво разглядывала облачка пара, рождавшиеся от ее теплого дыхания.

Некоторое время Мися бесцельно бродила по улицам Восьмого округа с его красивыми зданиями из песчаника, на которых лежала печать градостроительного таланта Жоржа Эжена Османа и которыми она никогда не могла налюбоваться. Потом ей бросилась в глаза желто-синяя вывеска почтамта.

Она вдруг почувствовала, что уже не властна над собой, словно ею управляла чья-то рука, и не смогла бы объяснить причину своего намерения. Знала лишь, что должна что-то предпринять, чтобы положить конец этому, с ее точки зрения, безобразию.