Леонид Золотарев - Люди без имени Страница 38

Бийская — первый сорт!

Он не слышал, как рядом ругался Мецала, предлагая через переводчика прекратить жечь бумагу.

— Русский, — кричал Владимир, — перестань жечь бумагу: пожар наделаешь! — И осветил фонарем лицо военнопленного. Лучи ослепили глаза Михаила. Он закрыл руками лицо.

— Это тот самый военнопленный, чей разговор я подслушал ночью, — подумал Владимир, и ему мгновенно вспомнились слова: «Вот это настоящие русские. Но что сделал я, русский, чтобы помочь ему», — шептал Пуранковский. И слезы появились на глазах.

— А еще думал вернуться в Россию!»

Пуранковскому хотелось, чтобы военнопленный непременно жил, но каким образом вылечить его, он не знал и обратился к начальнику с просьбой, что военнопленный должен жить.

— Переводчик, позовите сержанта Эдриксона, — приказал Мецала. Владимир побежал выполнять приказание.

— Этот военнопленный должен жить, — сказал Мецала Эндриксону, показывая пальцем на Михаила. — Должен жить!

Сержант надел очки и посмотрел в сторону, куда показывал начальник и развел руками.

— Не могу, — сказал он, — Каким образом я смогу помочь ему?

- Предсмертная агония… Ежедневное явление…

— Что? Не можешь! — спросил Мецала и подступил к сержанту вплотную. Эндриксон попятился назад и в темноте наткнулся на спящих. Сержант был близорук и не видел лица начальника, но по интонации понял, что Мецала недоволен ответом. Эндриксон хорошо знал характер начальника и вновь возразить побоялся, а поспешил ответить: — Слушаюсь, господин начальник!

— И в то же время подумал: «Работа Пуранковского. Будет время, я разделаюсь с тобой». Для него была безразлична судьба русского, из-за которого его побеспокоили, но он знал, что Мецала не любил повторять приказание, поэтому надо принимать какие-то меры. И он разбудил санитара. Санитар осмотрел военнопленного, почесал за ухом, зевнул и сказал: — Моя миссия закончена — пойду спать. Если хотите, чтобы русский жил, выпишите диетпитание!

— Военнопленному Шарову дополнительное питание из солдатского пайка на две недели, — сказал Эндриксон кладовщику.

— Что? — спросил он.

— Дополнительное питание, — повторил сержант.

— Не могу!

— Иди, передай Мецале, что ты не можешь! — сказал Эндриксон и вышел.

Кладовщик выбежал за сержантом в одном белье.

— Делать нечего, выпишу и на три, только не докладывай начальнику.

— То-то, — насмешливо произнес Эндриксон и направился к своему бараку.

Пуранковский был бесконечно рад, что ему удалось сохранить жизнь военнопленному. Для Михаила наступили дни душевных переживаний. Когда он немного восстановил силы, переводчик устроил его поваром в столовую. Стоило ему появиться в бараке, как он слышал разговоры: «Здесь дело нечистое. Возможно он…»

Шаров понимал, что именно возможно и не раз говорил себе: — Они думают, что я продался врагам.

Разъяснениям Тульского о случайной помощи Шарову со стороны начальника никто не верил. Вспыльчивый Иван побил несколько военнопленных за то, что они говорили нехорошее о Шарове. И как назло Максимов распускал ложные слухи. Перед Михаилом он заискивал, старался угодить ему, а стоило Шарову выйти из барака, как он таинственно шептал: — Вот она где собака зарыта… Прошлое выплывает наружу!

Ему напомнили и то, что Шаров просился в другой лагерь, когда отправлял Маеского, но Мецала дружески похлопал его по плечу и сказал: «Хороший малый! Такие люди и нам нужны!»

Обстановка с каждым днем накалялась, и Михаил ожидал со дня на день, что его задушат ночью или убьют из-за угла.

— Если ты уйдешь с кухни Михаил, отношение к тебе не изменится. Лучше оставайся на работе и помогай слабым военнопленным, — уговаривал Иван.

Однажды ужин запоздал. Михаила вызвали помогать повару другой смены. Возле кухни столпилось много народу. Они мерзли целый час, а котел все не кипел. То и дело в дверь заглядывали военнопленные и спрашивали: — Скоро? — И Михаил слышал злые реплики в свой адрес: — Они еще не нажрались … Съедят повкуснее и начнут раздавать…

Наконец, толпа не выдержала долгих ожиданий и ворвалась в столовую. Все спешили получить быстрее, лезли без очереди, галдели, ругались. Михаил с трудом навел порядок; появился Максимов с двумя котелками; он протиснулся вперед и крикнул: — Повар, налей получше…

— Ты чем лучше других? — спросил Михаил.

— Тебя не спрашивают, ты лучше расскажи, как попал на кухню! — огрызнулся Максимов.

Михаил почувствовал острую обиду в сердце и, может быть, сдержал бы себя, но кто-то со стороны поддакнул Максимову: — Интересно бы послушать…

— Выйди паразит отсюда! — крикнул Михаил и сжал кулаки. Максимов продолжал стоять. Тогда Шаров схватил его за воротник гимнастерки и сильно толкнул. Максимов хотел ухватиться за дверь, чтобы удержать равновесие. В это время дверь открыли, и он упал на снег.

— Вот тебе на первое! — крикнули из толпы.

Михаил взял котелки и выбросил за дверь.

— А это на второе!

— Запомни, Мишка, я тебе не прощу! — с обидой сказал Максимов, поднимаясь с земли.

— Ты еще будешь мне грозить? — крикнул Шаров и схватил черпак.

Максимов бросился бежать, но толпа, плотно окружившая столовую, мешала ему. Он делал попытку пробиться то в одном месте, то в другом, а Шаров бил его по спине, приговаривая: — А это тебе на третье блюдо…

Военнопленные были довольны, что на этот раз били Максимова, а не он порол розгами товарищей, но отношение к Шарову не изменилось: голодные люди думали, что все повара на свете — враги. А то, что поведение Шарова осталось безнаказанным, усилило недоверие к нему.

Ночью в столовую зашел Пуранковский. Михаил чистил картофель.

— Как дела? — спросил Владимир.

— Ничего, — неохотно ответил Михаил.

Переводчик сел на стул и закурил.

— Я забыл вас поблагодарить, господин переводчик, — сказал Михаил, на минуту отрываясь от своей работы.

— За что? — спросил переводчик.

— Вы спасли мне жизнь!

— За это не стоит. Я хотел бы спасти всех военнопленных, но не знаю как!

Михаил заинтересовался ответом переводчика и подумал: «Через него действительно можно помочь многим. Надо найти общий язык с ним и установить связь». Шаров протянул руку переводчику и сказал: — Михаил Шаров — будем знакомы!

— Владимир, — ответил переводчик и крепко пожал руку военнопленному. — Я всегда готов оказать вам услугу и помощь!

Всю ночь Михаил думал, какой же найти выход из положения? Каким образом помочь военнопленным? При раздаче завтрака в голову неожиданно пришла мысль.