Моя купель - Иван Григорьевич Падерин Страница 38

— Что вы делаете? — закричал подбежавший сюда врач полка. — Гангрена!

Она взглянула на него уже улыбающимися глазами и сказала:

— Не волнуйтесь. Я три года лечу свои раны этой земелькой. Она у меня целительная, смоленская...

После этого уже не было нужды в речах. Русская земля-исцелительница! Мы пришли сюда, к Берлину, чтобы больше никто никогда не топтал погаными сапогами нашу святую землю.

И вот он, Берлин, вулкан огня, откуда взметнулось зловещее пламя второй мировой войны. Мы увидели его вечером 21 апреля. Огромное плато развалин. Широкая долина Шпрее от края и до края заполнена дымящимися нагромождениями. Где-то в центре вздымались желтые столбы огня и кирпичной пыли... С неба валились хлопья сажи и копоти — черный снегопад. Земля, деревья, скверы — кругом черным-черно. Весна, но зелени почти не видно, лишь кое-где светлели бледной бирюзой узкие полянки. Здесь было что-то вроде землетрясения. Оно длилось почти сорок дней и ночей: с начала марта и до момента нашего наступления с одерского плацдарма сюда ежедневно вываливали свой груз две тысячи американских и английских бомбардировщиков. Однако бомбами не берут города, ими только разрушают их. Разрушенный город сам собой превращается в сплошные баррикады. В нем легче обороняться. А наступать?.. Попробуй разберись в руинах незнакомого города — где оборонительный рубеж, где просто глыбы рваных стен, лежащих вдоль и поперек улиц. Кому помогали на этом этапе войны американские бомбардировщики — пусть решают военные историки, а нам, солдатам, подошедшим к Берлину, сразу стало ясно, что предстоят грозные и кровопролитные схватки.

Если бы не обнаружились эти неожиданные трудности, подготовка к штурму Берлина шла бы своим чередом, по плану. А планом было предусмотрено, что форсирование Шпрее и штурм Берлина начнутся после перегруппировки войск, после того, как подтянутся понтонные бригады, артиллерия и отставшие части. Этому плану суждено было остаться на бумаге...

Едва сгустились вечерние сумерки, полки и батальоны приступили к форсированию Шпрее. Пока инициатива в руках, ждать нельзя. Таков закон в бою. И надо прямо признать, что успех форсирования Шпрее и начало штурма Берлина определили не столько оперативно-тактические планы штабов, сколько боевой порыв войск, отказавшихся от передышки. На войне опасности не ждут: это изнуряет бойцов больше, чем встреча с самой опасностью.

Я переправлялся через Шпрее с четвертой ротой второго батальона. С той самой ротой, в список которой был зачислен посмертно Герой Советского Союза Шота Тибуа. Переправлялись мы ночью на обыкновенных прогулочных лодках, приведенных разведчиками с той стороны. Плыли в кромешной мгле по широкому плесу. Автоматы, гранаты наготове. Лодки ткнулись в берег, и всех как ветром снесло — вперед! К утру мы уже были в кварталах Адлерсгофа. Это юго-восточный район Берлина, где был расположен аэропорт военно-транспортной авиации Иоганнистраль.

Берлин... На топографических картах он напоминает панцирь черепахи — желтоватые квадраты кварталов срослись в большой щит с зазубренными краями. Куда ни сунься — попадешь под фланговый огонь. Синие извилистые линии, словно набухшие вены, разделяют город на несколько частей. Это каналы и отводные рукава Шпрее. В центре — зеленое пятно — Тиргартен, рядом, в глубоком подземелье имперской канцелярии, укрывался Гитлер. Туда стремились прорваться вместе с танкистами Богданова войска армии Берзарина, наступавшие с востока. Справа от них шли войска Кузнецова. Это, так сказать, правое крыло Первого Белорусского фронта. С юга и юго-востока к центру Берлина прорывались силы левого крыла фронта, в их числе танкисты-гвардейцы генерала Катукова и гвардейские полки армии Чуйкова. К этому крылу присоединились танковые части генерала Рыбалко, представлявшие войска Первого Украинского фронта. Продвигались к Берлину с северо-запада и войска Второго Белорусского фронта, которые вел по сложному обходному пути маршал Рокоссовский.

Так выглядел Берлин на карте. Так располагались войска трех фронтов по сводке, которая была получена утром 22 апреля.

В этот день мы уже начали штурмовать юго-восточный район Берлина. Здесь особенно усердно поработали американские бомбардировщики. Не осталось никаких признаков. кварталов, что были обозначены на карте. Сплошные развалины, не за что зацепиться глазу, некуда шагнуть, как в тайге после бурелома, и каждая глыба с рваной арматурой огрызается пулеметными очередями. Но наши войска, в частности полки 8‑й гвардейской армии, навязали противнику такую тактику боя, какой он не ожидал. У нас теперь не было ни взводов, ни рот. Они числились только на бумаге, а бой вели мелкие штурмовые группы и штурмовые отряды. Вместо атакующих цепей, против которых противник приготовил массированный огонь, действовали одиночки, знающие общую задачу и хорошо владеющие своим оружием. За плечами каждого нашего бойца был большой опыт уличных боев. К штурму Берлина мы начали готовиться еще под Москвой в сорок первом, на улицах Сталинграда в сорок втором, в руинах Запорожья в сорок третьем, затем проверили свою готовность в сорок пятом при штурме Познанской и Кюстринской крепостей.

4

Воины, мастера уличных боев, встают перед моими глазами, когда речь идет о штурме Берлина.

В начале сражения на улицах немецкой столицы комсорг полка, сибиряк, мой земляк, Леонид Ладыженко после гибели Онуфрия Логинова попросил меня закрепить его за разведкой.

— Разведка всегда впереди. Хочу раньше других отомстить фашистам за смерть друга.

Прошло двое суток, и комсорг привел трех «языков» в офицерских погонах. А в ночь на 25 апреля увлек за собой первый штурмовой отряд и без единого выстрела прорвался к южной окраине аэродрома Темпельхоф.

Утром 25 апреля 1945 года полк выдвинулся к аэродрому Темпельхоф. Правее накапливались главные силы дивизии: одним полком такое огромное поле не взять. В полк прибыл заместитель командира дивизии Михаил Захарович Мусатов, которого я знал с первых дней войны: по поручению штаба СибВО он инспектировал комсомольский батальон перед отправкой на фронт — поставил хорошую оценку по огневой и физической подготовке. И теперь помнит, какие были орлы в том батальоне — степняки, «глаз зоркий, и сил у каждого с избытком».

Пока Михаил Захарович уточнял обстановку по карте и на местности, я вместе с Ладыженко взял группу автоматчиков из резервной роты и решил добраться до железнодорожного полотна, что огибает аэродром с южной стороны. Ползем между рельсов, Ладыженко впереди. Руки у меня заняты: в правой — автомат, в