Наполеон: биография - Эндрю Робертс Страница 37

к городку Арколе, намереваясь пересечь ручей Альпоне и идти на север, к Вилланова, чтобы обрушиться на артиллерийский парк Альвинци. Массена отправился влево, к Порчиле, чтобы попытаться с тыла напасть на левый фланг Альвинци. Ожеро вместе с 5-й легкой полубригадой генерала Луи-Андре Бона наступал в темноте, но вскоре на дороге, идущей вдоль Альпоне, попал под обстрел двух хорватских батальонов при двух пушках, защищавших позицию Альвинци слева сзади. Арколе был хорошо укреплен (устроены бойницы и баррикады), и австрийцы отбили и первую, и вторую атаку, предпринятую 4-й линейной полубригадой, которую вел сам Ожеро. Нападающим, чтобы укрыться от огня, пришлось съезжать по крутому берегу. Тем временем Массена, на полпути к Порчиле натолкнувшись еще на один батальон хорватов и австрийский полк Провера, отогнал их и тем обезопасил тет-де-пон слева. Война в долинах Ломбардии отличалась от войны в горах. Равнинная местность давала австрийской кавалерии больше возможностей, но быстрые реки и сеть оврагов благоприятствовали молодому командующему, у которого конницы было гораздо меньше, зато имелось тактическое чутье.

Хотя Альвинци скоро узнал о маневре французов, он решил, учитывая характер болотистой местности, что имеет дело с вылазкой небольшого отряда. Когда дозорные доложили, что в Вероне все спокойно, он поручил проверить, что происходит на левом фланге: там Массена разбил Провера с его 3000 солдат. Еще 3000 совершили стремительный марш к Арколе и пришли туда сразу после полудня. Они открыли по дамбе навесной огонь из двух гаубиц, и Ланна, только что вернувшегося из миланского госпиталя, снова ранило.

Наполеон явился к мосту в Арколе как раз тогда, когда сорвалась попытка Ожеро его захватить. Наполеон организовал еще одну атаку, но под сильным огнем захлебнулась и она. Ожеро схватил знамя, встал в пятнадцати шагах впереди застрельщиков и крикнул: «Гренадеры! Вперед, за своим знаменем!» В эту минуту Наполеон, окруженный адъютантами и телохранителями, взял другое знамя и сам повел солдат в атаку, напомнив о героизме, проявленном ими в Лоди. Несмотря на обещание не подвергать себя опасности, данное Директории двумя днями ранее, Наполеон в Арколе поступил с точностью до наоборот. Увы, атака провалилась. По рассказу Сулковского, солдаты проявили «исключительную трусость» и не бросились на заваленный телами мост. Полковник Мюирон, адъютант Наполеона, и другие погибли рядом с ним. Во время австрийской контратаки Наполеона оттеснили на болотистую почву за мостом, и уцелел он лишь благодаря подходу своих гренадеров. Наполеон был отважным человеком, но, столкнувшись с плотным огнем, сумел сделать очень немногое. Австрийцы доблестно сопротивлялись еще два дня. Даже сегодня при осмотре моста становится понятно, как Наполеона столкнули в дренажную канаву. Это унижение, вероятно, спасло ему жизнь.

Когда стало ясно, что мост захватить не удастся, Наполеон приказал Массена и Ожеро идти к югу от Адидже, оставив в Арколе бивачные костры и тем самым создав видимость, что французы находятся там. Ему требовалось быть наготове, чтобы действовать против Давидовича, если Вобуа отступит дальше от Риволи. С колокольни в селении Ронко французы наблюдали, как Альвинци возвращается к Вилланова и разворачивает силы восточнее Альпоне. Мост в Арколе Ожеро и Массена (они вернулись туда 17 ноября) захватили лишь два дня спустя, и Наполеон при этом не присутствовал. Несмотря на значительные потери французов (1200 убитых, в том числе 8 генералов, и 2300 раненых; австрийцы потеряли 600 человек убитыми и 1600 ранеными), при Арколе безоговорочно победили французы, взявшие в плен 4000 солдат и 11 орудий неприятеля. «Чтобы разбить Альвинци, понадобилась удача», – впоследствии признавал Наполеон{388}.

Приближалась зима, кампания подошла к концу, но осажденная Мантуя еще держалась, и австрийцы в четвертый раз попытались деблокировать город. Кампания обошлась австрийцам почти в 18 000 человек, французам – более чем в 19 000. Теперь французы нуждались во всем: в командирах, обуви, лекарствах, деньгах. Некоторые настолько оголодали, что 33-я линейная полубригада взбунтовалась. Солдат трех рот пришлось отправить в тюрьму, а двоих зачинщиков расстреляли. Сразу после окончания боев Наполеон отстранил Вобуа и назначил Жубера командиром дивизии, прикрывавшей Риволи.

19 ноября Наполеон в своем рапорте Карно высказался много оптимистичнее, чем в предыдущем. «Будущность Италии начинает проясняться, – сообщал он. – Надеюсь, не пройдет и десяти дней, как я буду писать вам из своей ставки в Мантуе. Никогда еще поле боя не оспаривали яростнее, чем при Арколе. У меня почти не осталось генералов; их преданность и отвага несравненны». Напоследок Наполеон написал, что сразу после сдачи Мантуи пойдет на «непокорный» Рим{389}. Когда в конце ноября Директория отправила в Вену генерала Анри Кларка, бывшего начальника Наполеона в Топографическом бюро, чтобы прощупать почву для переговоров, Наполеон убедил его в том, что, поскольку Мантуя вот-вот падет, он не станет жертвовать Циспаданской республикой ради мира{390}. «Он шпион, приставленный ко мне Директорией, – якобы сказал Наполеон Мио де Мелито. – Он человек бездарный, но самоуверенный»{391}. Это едва ли правда: Наполеон возвысил весьма компетентного Кларка, позднее дал ему титул герцога Фельтрского, сделал своим секретарем, затем военным министром, а к 1812 году – одним из самых могущественных людей Франции. «Пришлите мне 30 000 солдат, и я пойду на Триест, – заявил Наполеон Директории, – перенесу войну на земли империи, революционизирую Венгрию и пойду на Вену. В этом случае у вас появится право ждать миллионы и хорошие условия мира»{392}.

«Приехав в Милан, – написал Наполеон 27 ноября Жозефине, все еще развлекавшейся в Генуе с Ипполитом Шарлем, – я бросился в твои покои; я оставил все, чтобы увидеть тебя, сжать тебя в объятьях… Но тебя нет: ты устремилась в другие города в поисках развлечений; ты удалилась от меня; неужели ты не думаешь больше о своем Наполеоне? Все счастливы доставить тебе удовольствие. Но твой муж очень, очень несчастлив. Бонапарт»{393}. На следующий день он написал ей снова: «Я неправ, требуя от тебя любви, равной моей собственной. Можно ли класть на одни весы галун и золото?»{394} Но Жозефина умело успокаивала подозрения Наполеона. Антуан Лавалетт, свойственник Наполеона и один из восьми его адъютантов, заменивший погибшего Мюирона, вспоминал, что в Милане «мадам Бонапарт после завтрака посадила мужа к себе на колени и несколько минут держала его в неподвижности»{395}. Кроме всего прочего, отсюда ясно, что в то время он очень мало весил. В той же степени очаровательную сцену того периода мы находим в письме Наполеона Жерому де Лаланду, директору Парижской обсерватории. Наполеон писал ему: «Разделять ночь между красивой женщиной и прекрасным небом, днем же сопоставлять свои наблюдения и вычисления представляется мне счастьем на земле»[42]{396}.

Менее доволен жизнью был Франческо Батталья (Баттаджиа), чрезвычайный проведитор сохранявшей нейтралитет Венеции: в декабрьском письме он пожаловался на бесчинства французских войск в землях республики. Наполеон с негодованием отверг обвинения в адрес своих солдат, насиловавших женщин: «Неужели Венецианская республика желает открыто выступить против нас?»{397} Батталья спасовал, и два дня спустя Наполеон более миролюбиво пообещал «примерно наказывать солдат, отступивших от правил суровой дисциплины».

В октябре англичане, увидев, что с потерей Ливорно защитить Корсику от французов стало невозможно, провели под командованием блестящего тридцативосьмилетнего коммодора Горацио Нельсона образцовую эвакуацию с острова. Паоли и его сторонники эмигрировали с ними. Наполеон отправил на Корсику Мио де Мелито и Саличетти для организации после ухода англичан департаментов по образцу французских. В тот же день, когда Наполеон послал письмо Батталье, он написал и Жозефу, поехавшему с Мио де Мелито: дом Бонапартов в Аяччо должен быть «вычищен и сделан пригодным для жилья. Его нужно привести в прежнее состояние», то есть сделать таким, каким он был до разграбления паолистами четыре года назад{398}. Годы борьбы с бюрократами из-за тутового питомника не прошли даром.

С сентября по декабрь 1796 года в Мантуе от болезней и голода умерли почти 9000 человек. Теперь лишь 9800 из 18 500 солдат гарнизона годились в дело. Провизия должна была закончиться 17 января, поэтому вскоре следовало ждать вылазки