Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе - Илион Ву Страница 35

* * *

Еще более уверенно она почувствовала себя после встречи с двумя чернокожими, жившими в доме Айвинзов. Салли Энн и Джейкоб были свободными работниками квакеров. Вскоре все сели ужинать – Крафты впервые оказались гостями белой семьи. Это был настоящий сельский ужин. В этой местности собирали обильный урожай свеклы, яблок, гречихи и кукурузы. Все это собирали, перерабатывали и запасали на зиму. Барклай Айвинз славился замечательной картошкой, рассыпчатой и ароматной. Она сама по себе могла служить полноценным блюдом. Кроме того, Айвинзы разводили рыбу, что делало их трапезы богатыми и разнообразными.

Когда все наелись, дочери Айвинзов спросили у гостей, умеют ли они читать[264]. Те отрицательно покачали головами, на что хозяева заявили о готовности научить их, если супруги захотят. Со стола быстро убрали чашки, тарелки и остатки еды, заменив их книгами и тетрадями. Вот так в первые же дни собственноручно завоеванной свободы Эллен начала воплощать свою давнюю мечту научиться читать и писать.

Эллен росла в доме, где образование ценили, но где оно оставалось для нее недоступным. Она могла лишь тайком посматривать на алфавит. И вот новое начало – она собственной рукой выводит крючочки и петельки, рисует, стирает и рисует заново. И вот уже на листке написано ее имя – Эллен.

* * *

Несколько дней они учились писать, составляли слова, но не забывали и о помощи по дому[265]. Уильям сделал для Барклая Айвинза два стула, а портновское искусство Эллен, несомненно, произвело впечатление на женщин. За это время Крафты очень сблизились с хозяевами дома. Они поняли, что и самим Айвинзам пришлось преодолевать различные барьеры. Мэри Айвинз приехала из Ирландии. Она не была квакером по рождению. Когда муж ее полюбил, ему пришлось покинуть религиозный круг, так как там признавались лишь браки с единоверцами. Со временем Мэри сумела найти себе место в общине, приняла новую религию и вошла в официальные книги с тем же настойчивым терпением, с каким завоевывала любовь гостей.

Эллен особенно сблизилась со второй дочерью Айвинзов, двадцатидевятилетней Элизабет, с которой переписывалась и впоследствии. Младшему брату Элизабет Роберту Эллен отдала последнее, что осталось от мужского костюма: «красивые дорогие ботинки со шпорами»[266]. Она опасалась, что эти ботинки с Юга могут ее выдать.

В последующие дни, недели, месяцы и годы Крафтам довелось жить в разных штатах и странах. Но они навсегда запомнили Айвинзов, сумевших стать для них настоящей семьей. Квакеры так полюбили Крафтов, что те задержались у них дольше, чем планировалось. Однако близость Филадельфии пугала беглецов. Кроме того, они хотели начать работать, чтобы упрочить положение в новом мире.

Дальнейшая их жизнь могла сложиться по-разному. Крафты могли переехать в другой безопасный дом и через несколько дней добраться до Бостона. Их история могла окончиться здесь – они могли спокойно жить и наслаждаться свободой, не афишируя историю.

Но тут в их жизни появился Уильям Уэллс Браун.

Уильям Уэллс Браун

В книгах, на сцене, в песнях и, конечно же, лично Уильям Уэллс Браун, популярный писатель и «звездный оратор» Массачусетского общества по борьбе с рабством, был виртуозным рассказчиком[267]. Хотя юридически он все еще считался рабом (даже после четырнадцати лет, проведенных на Севере, он считался таким же беглецом, как и Крафты), никто не мог присвоить его труды. Он обладал авторским правом на собственную биографию, три издания которой уже разошлись, и готовилось четвертое.

Хорошим рассказчиком Брауна делало не только ораторское мастерство, но и умение слушать[268]. Он настраивался на аудиторию и выступал в соответствии с ее настроением. Иногда во время лекции переходил на песни. (Даже опубликовал музыкальный сборник.) А еще внушал доверие. «Высокий, элегантный», как описывал его один из поклонников, с зачесанными набок кудрями, Браун был привлекателен, харизматичен и «прост в общении». Этому обаятельному мужчине с теплым взглядом доверяли тайны и свободные люди, и рабы.

Однако привлекательность Брауна не всегда шла ему на пользу, хотя и помогла выдержать двадцать лет в рабстве. Его внешность когда-то так понравилась «погонщику душ» (так называли работорговцев), что он попытался купить его прямо на месте – не для перепродажи с целью наживы, а чтобы сделать своим помощником. Когда хозяин Брауна предложение отклонил (сдержал обещание, данное биологическому отцу Брауна, своему двоюродному брату), торговец сделал другое: арендовать раба. Как вспоминал Браун, это был самый долгий год в его жизни, после которого он принял решение бежать[269].

За время рабства, сначала в Кентукки, потом в Миссури, Браун был домашним слугой, работал в поле и на корабле. После бегства в Огайо стал официантом, «диким банкиром» (печатал собственную валюту), стюардом на пароходе и самопровозглашенным «модным парикмахером из Нью-Йорка, императором Запада». А еще был кондуктором на подпольной железной дороге, прежде чем стать оратором, писателем и активным участником общества по борьбе с рабством[270]. Перед ним открывались невероятные возможности – он колесил с лекциями по всему Северу.

Жизнь лектора-аболициониста была нелегка и физически, и морально. Приходилось много ездить, в том числе по железной дороге. Он не раз сталкивался с насилием. В начале 1848 года Брауна стащили со сцены и чуть не задавили насмерть по время беспорядков в Кейп-Код. Фредерик Дуглас и Уильям Ллойд Гаррисон еле живыми выбрались из Гаррисбурга, штат Пенсильвания. Чтобы заниматься подобным делом, нужен был сильный характер. Даже несгибаемый Дуглас жаловался: «Эти ночные переезды меня доконают»[271]. Чернокожим ораторам приходилось еще тяжелее: они подвергались нападкам сторонников рабства, было трудно найти достойное размещение.

К 1849 году Браун вел подобный образ жизни уже более пяти лет и заплатил за это высокую цену. Его жена Бетси, на которой он женился, когда оказался в Огайо, не смогла простить ему столь долгое отсутствие. Их дочь Генриетта умерла, когда он в очередной раз был в отъезде. Браун даже не успел на похороны. И все же через пару недель вновь вернулся к лекциям. Бетси, похоже, нашла утешение в объятиях друга семьи. Со временем Брауны расстались, хотя он сохранил опеку над двумя дочерями.

В Пенсильвании Браун задержался дольше, чем планировал, – по просьбе местного общества по борьбе с рабством. Никто не мог зажечь толпу так, как человек, испытавший все ужасы рабства на себе. Браун воодушевлял слушателей, а те пополняли казну общества[272]. (Белые аболиционисты с большей симпатией относились к Брауну,