Моя жизнь. Моя вера - Махатма Ганди Страница 30

Тем временем я начал понемногу разбираться в местных политических делах. Катхиавар состоял из множества мелких государств, и для политиканов здесь было большое раздолье. Интриги между отдельными государствами, интрижки чиновников, боровшихся за власть, – все это было в порядке дня. Князья, всегда зависевшие от милости других, готовы были развесить уши перед сикофантами. Даже слуге сахиба надо было льстить, а ширастедар сахиба значил больше, чем его господин, так как был его глазами, ушами и толмачом. Воля ширастедара была законом, а что касается его доходов, то говорили, что они больше, чем у сахиба. Может быть, это преувеличение, но жил он, конечно, не только на жалованье. Эта атмосфера казалась мне отравленной, и я не переставал ломать себе голову, как остаться незапятнанным в такой обстановке.

Я был в отчаянии, и брат видел это. Мы оба понимали, что, если я получу работу, надо будет держаться в стороне от этих интриг. Но о получении должности министра или судьи, не прибегая к интригам, не могло быть и речи. А ссора с сахибом мешала мне заниматься прежней деятельностью.

Княжеством Порбандар в то время управляла британская администрация. Я получил поручение добиться расширения прав князя. Мне нужно было встретиться с администратором также по вопросу о снижении тяжелого поземельного налога – вигхоти, взимавшегося с мерсов. Этот чиновник был индийцем, однако по части высокомерия мог, на мой взгляд, поспорить с сахибом. Человек он был способный, но это не облегчало участи крестьян. Мне удалось добиться некоторого расширения прав для раджи, но для мерсов я не добился почти ничего. Меня поразило, что никто даже не захотел внимательно ознакомиться с их делом.

Таким образом, и здесь меня постигло разочарование. Я считал, что по отношению к моим клиентам поступили несправедливо, но вместе с тем ничем не мог помочь им. В лучшем случае я мог апеллировать к политическому агенту или губернатору, которые, однако, отклонили бы мое ходатайство, заявив: «Мы не хотим вмешиваться».

Если бы на этот счет существовали какие-либо законы или предписания, тогда такое обращение имело бы смысл, но здесь воля сахиба была законом. Я был вне себя.

Между тем один меманский торговый дом в Порбандаре обратился к моему брату со следующим предложением:

– У нас дела в Южной Африке. Наша фирма – солидное предприятие. Мы ведем там сейчас крупный процесс по иску в сорок тысяч фунтов стерлингов. Он тянется уже долгое время. Мы пользуемся услугами лучших вакилов и адвокатов. Если бы вы послали туда своего брата, это принесло бы пользу и нам, и ему. Он смог бы проинструктировать нашего доверенного лучше нас самих, а кроме того, получил бы возможность увидеть новую часть света и завязать новые знакомства.

Мы с братом обсудили это предложение. Для меня было не ясно, должен ли я буду просто инструктировать доверенного или выступать в суде. Но предложение было соблазнительным.

Брат представил меня ныне уже покойному шету Абдуле Кариму Джхавери, компаньону фирмы «Дада Абдулла и Ко», о которой здесь идет речь.

– Эта работа не будет трудной, – убеждал меня шет. – Вы познакомитесь с нашими друзьями – влиятельными европейцами. Вы можете стать полезным человеком для нашего предприятия. Корреспонденция у нас в большинстве случаев ведется на английском языке, и вы сможете помочь нам и здесь. Вы, конечно, будете нашим гостем, и вам, таким образом, не придется нести никаких расходов.

– Как долго будут нужны вам мои услуги, – спросил я, – и сколько вы будете мне платить?

– Не больше года. Мы оплатим вам проезд туда и обратно в первом классе и дадим сто пять фунтов стерлингов на всем готовом.

Меня приглашали скорее в качестве служащего фирмы, чем адвоката. Но мне почему-то хотелось уехать из Индии. Кроме того, меня привлекала возможность увидеть новую страну и приобрести опыт. Я смог бы также выслать брату сто пять фунтов стерлингов и помочь ему в расходах на хозяйство. Не торгуясь я принял предложение и стал готовиться к отъезду в Южную Африку.

VI. Прибытие в Наталь

Уезжая в Южную Африку, я не испытывал той щемящей боли при разлуке, которую пережил, отправляясь в Англию. Матери теперь не было в живых. Я приобрел некоторое представление о мире и о путешествии за границу, да и поездка из Раджкота в Бомбей стала уже обычным делом.

На этот раз я почувствовал лишь внезапную острую боль, расставаясь с женой. С тех пор как я вернулся из Англии, у нас родился еще один ребенок. Нельзя сказать, чтобы наша любовь уже стала свободной от оков похоти, но постепенно она становилась чище. Со времени моего возвращения из Европы мы очень мало жили вместе. А так как теперь я был ее учителем, хотя и не беспристрастным, и помогал ей реформировать ее жизнь, то мы оба чувствовали, что нам необходимо больше быть вместе, чтобы и дальше осуществлять эти реформы. Однако привлекательность поездки в Южную Африку делала разлуку терпимой.

– Мы обязательно увидимся через год, – сказал я жене, утешая ее, и выехал из Раджкота в Бомбей.

Здесь я должен был получить билет от агента фирмы «Дада Абдулла и Ко». Однако на корабле не оказалось мест, но не уехать немедленно значило бы застрять в Бомбее.

– Мы делали все, что могли, чтобы получить билет в первом классе, но безуспешно, – сказал агент. – Может быть, вы согласитесь ехать на палубе? Можно договориться, чтобы кушать вам подавали в салоне.

То было время, когда я считал, что путешествовать необходимо в первом классе, кроме того, я не представлял себе, чтобы адвокат мог ехать в качестве палубного пассажира, и отклонил это предложение. Я усомнился в правдивости слов агента, ибо не мог поверить, что в первый класс нет билетов. С согласия агента я сам приступил к поискам билета. Я отправился на судно и обратился к капитану. Тот совершенно откровенно рассказал мне, в чем дело:

– Обычно у нас не бывает такого наплыва. Но на нашем судне едет генерал-губернатор Мозамбика, и все места заняты.

– Вы не смогли бы меня куда-нибудь приткнуть? – спросил я.

Он осмотрел меня с головы до пят и улыбнулся.

– Выход, пожалуй, есть, – сказал он. – В моей каюте стоит еще одна койка, которая обычно не предоставляется пассажирам. Но я готов уступить ее