Стивен Кинг за железным занавесом (история книг С. Кинга в СССР и России, 1981-2025) - Ернар Шамбаев Страница 3

других немногочисленных «выездных» баловней судьбы, имевших доступ к заграничным командировкам в капстраны в 1970-х годах, когда имя Кинга уже гремело на Западе. Правда, обычно из таких поездок везли не книги, а одежду, бытовую технику или другие редкие товары, которые ценились в эру дефицита. Впрочем, вероятность того, что кто-то из этих счастливчиков однажды привез домой тонкое американское paperback-издание с яркой обложкой и броским названием «Кэрри», исключать полностью нельзя. Полистал – «про какую-то девушку с устрашающей силой», пришел в ужас от первой же сценки в школьной душевой и испуганно поставил книгу на полку.

Может, это произошло в Библиотеке иностранных языков, куда кинговские книги стали поступать с мая 1978 года. Кто-то мог впервые наткнуться на Кинга именно там – между книгами Апдайка и Голдинга – и, сидя под портретом Шекспира, погрузиться в историю о «сияющем» мальчике, которому предстояло сразиться с жутким отелем, наполненным привидениями.

Но если первый читатель Стивена Кинга в Советском Союзе навсегда остался в тени, то вот имя первого, кто стал писать о Кинге в советской периодике, известно совершенно точно.

До 80-х годов советское литературоведение в основном рассматривало творчество следующих американских писателей: Марка Твена, Джека Лондона, Теодора Драйзера, Джона Рида, Эрнеста Хэмингуэя, Френсиса Скота Фицджеральда, Уильяма Фолкнера, Джона Стейнбека и других. Первой из советских критиков и литературоведов, кто обратил внимание на молодого американского писателя из штата Мэн, была Валентина Васильевна Ивашева[6].

Судьба Валентины Ивашевой, полная взлетов и трагедий, сама по себе напоминает захватывающий роман. Арест и расстрел мужа (Садогурского Я.Я.) в 1937 году[7], ссылка в Казахстан (Казахскую ССР, г. Джамбул) как «социально опасного элемента», восстановление научной карьеры в послевоенные годы – все это заслуживает отдельной монографии, которая, надеюсь, когда-нибудь будет написана. Ивашева оставила после себя не только богатое литературное наследие, но и многочисленных учеников.

Родившись в интеллигентной семье с глубокими историческими корнями – она была правнучкой декабриста Василия Петровича Ивашева[8], – Валентина Васильевна с ранних лет впитала дух просвещения и академической культуры. Уже в юности Ивашева проявила способности к изучению языков. Закончив факультет общественных наук в Петроградском государственном университете и романо-германское отделение, она начала преподавательскую деятельность.

Одна из слушательниц курсов, Н. Семпер (Соколова) вспоминает: «Ровно в десять утра в зал решительно входит Ивашева, энергичная, деловая, всегда в строгом синем костюме, бросает на стол мягкий коричневый портфель и начинает сразу читать лекцию на хорошем английском языке, коротко и ясно. Слушая, исподволь рассматриваю ее широкое белое лицо, чуть косо поставленные глаза с холодком, резко расходящиеся тонкие брови – что-то в этом лице есть татарское; волосы темные и волнистые, на косой пробор, конечно подстрижены, как почти у всех. Во всем ее облике и манерах проглядывает врожденный аристократизм, который она старается подавить, подражает пролетариям, носит кепку…»[9]

Основным полем деятельности Валентины Васильевны была английская литература, как классическая, так и современная. Однако ее интересы не ограничивались только текстами. Она считала, что литературоведение не должно быть оторвано от жизни, и стремилась лично общаться с авторами, находить взаимосвязи между литературой и современными культурными процессами. Будучи членом Союза писателей СССР, она побывала в Великобритании более 10 раз и вела переписку почти со всеми заметными английскими авторами современности. Во время одной из этих поездок, в 1980 году, она впервые услышала о Кинге.

Ознакомившись с романами Кинга, Ивашева безошибочным классово-идеологическим чутьем увидела потенциал лишь в двух из них: «Мертвой зоне» и «Воспламеняющей взглядом» (который она назвала «Воспламенительницей»). «Мертвая зона» показывала, как аморальность и коррупция пронизывают американскую политическую систему, а «Воспламеняющая», в свою очередь, обличала «грязные методы» правительственных организаций США, таких как ФБР, ЦРУ и Пентагон. Остальные произведения Кинга Ивашева сочла неподходящими для публикации. В начале 1980-х годов готические романы о призраках в отелях и вампирах, захватывающих американские городки, противоречили политике атеистического воспитания и были бы восприняты как идеологически чуждые. Здесь также необходимо добавить, что Ивашева, судя по всему, искренне верила в биоэнергетику (парапсихологию).

Именно этим романам Ивашева посвятила статьи, которые были напечатаны в журнале «Современная художественная литература за рубежом» в 1981 и 1982 годах. Позже она включит их в свою книгу «Новые черты реализма на Западе» (1986).

«"Мертвая зона" не может быть причислена к произведениям развлекательной литературы: художественное достоинство образов, созданных автором, несомненно. Сдержанный драматизм повествования, тонкость лирических мотивов и психологических экскурсов, экономность художественных средств выдают одаренного прозаика, обладающего вкусом и чувством меры»[10], – не скупится на похвалы Ивашева. Напомню: на дворе – начало 1981 года. В СССР Стивен Кинг тогда был не только не признан – о нем попросту вообще никто не знал и не слышал.

«Смысл романа – в его глубоком обличительном подтексте. Вчитываясь в новую книгу С. Кинга, приходишь к убеждению, что все в ней служит в конечном счете смелому, беспощадному даже разоблачению методов, какими пользуются современные поджигатели войны, готовясь к истреблению противника… Сегодня, когда в США все громче говорят о правомерности «ограниченной» ядерной войны, когда правящие круги этой страны все чаще кладут в основу своей политики стратегию напряженности, роман С. Кинга звучит как страшное предупреждение, предостерегает от прекраснодушия и излишнего оптимизма»[11], – пишет во второй статье Валентина Васильевна.

«Роман-предупреждение», «роман-предостережение»… Советская критика обожала наделять такими ярлыками любые произведения, в которых можно было углядеть намек на угрозу, даже если сам автор не ставил перед собой подобной задачи.

В советской литературе существовал устоявшийся канон: литература должна не только развлекать, но и воспитывать, направлять, предупреждать. Этот подход активно переносился и на западные произведения. Если в романе имелись элементы катастрофы, социальной критики или научной фантастики с мрачными предсказаниями, его неизменно записывали в разряд «предупреждений». Даже если автор просто создавал напряженный триллер, советская критика стремилась обнаружить в нем политический или идеологический подтекст. Книга превращалась в средство пропаганды, даже если ее создатель этого вовсе не предполагал.

Без Валентины Васильевны Ивашевой путь Стивена Кинга к советскому читателю мог быть длиннее и сложнее. Она была первопроходцем, разглядевшим в его произведениях нечто большее, чем просто рассказы о сверхъестественном. Позже, уже в постсоветское время, переводчик Леонид Володарский неоднократно хвастливо заявлял в интервью, что именно он «открыл Стивена Кинга в СССР». Однако реальность была куда прозаичнее: настоящим открытием Кинга был не рассказик в журнале для детей и юношей, а включение имени Стивена Кинга в академическую литературу.

Именно ракурс, предложенный Ивашевой, «матерью игуменьей кафедры зарубежной литературы» (как за глаза ее величали острословы