Товарищество на вере. Памяти Инны Натановны Соловьевой - Анатолий Смелянский Страница 3

В своей собственной жизни ни в каких партиях она не состояла. Свое человеческое достоинство отстаивала в любой ситуации. Так же как в любой ситуации приходила бесстрашно на помощь, когда защищала близких людей. В нашей первой с ней поездке в Америку, о которой я уже говорил, случилось происшествие. Инна хорошо говорила по-французски, по-английски читала, но говорить боялась из‑за полного отсутствия практики. Я мог объясняться по-немецки (в школе учили), но практически ни звука не мог тогда произнести по-английски. Один из последних наших переездов был из Нью-Йорка в Вашингтон. Рано утром мы оказались на Penn Station одни, без провожатого, в центре огромного зала ожидания. У меня была большая сумка на колесах, в которой было все походное имущество, а также ценнейшие бумаги из американских архивов, советский паспорт и все суточные.

И. Соловьева. Фото из личного архива В. Саппака

Увлекшись беседой, я пропустил момент, когда к Инне подошел парень и стал ей быстро что-то говорить, показывая на мою спину. Я доверчиво повернулся спиной, и в ту же секунду услышал яростный вопль: «Ах ты блядь такая!» И вслед – звериный прыжок седовласой женщины в сторону убегающего с сумкой прохвоста. Разбирая потом ситуацию со спасенной сумкой, решили, что Инна действовала в полном соответствии с методом действенного анализа: смотрела не на мою спину, а на человека, который подошел отвлечь внимание. Потом дружелюбные американцы восхищались ее нерассуждающей отвагой. Ни один из них в такой ситуации не бросился бы отнимать у грабителя сумку, рискуя получить в ответ нож или пулю.

Страстная, гневливая, часто пристрастная и непримиримая. Она знала за собой эти свойства, не раз поминала шекспировского Лаэрта: «увижу в церкви, глотку перерву». При всей решительности натуры умела себя сдерживать. И даже каяться. Очень давно, в глухие годы крестилась. Тогда это было актом духовного противостояния. Вера ее была, конечно, просвещенная, она сильно помогала ей в годы болезни. Свои напасти воспринимала стоически. Однажды сформулировала предварительный итог: «Вот не умираю, несмотря на то что время умирать давно вышло. В житии Аввакума любимая моя строчка: „Побредем еще, Петрович“, – говорит бедная протопопица, когда сани где-то за Енисеем в очередной раз вывернуло».

Эту староверскую присказку подарила мне для укрепления духа.

Сороковые, роковые…

В годы войны Инна оказалась в эвакуации под Свердловском. Школа и госпиталь были рядом друг с другом. После уроков подростки всем классом шли к соседям, мыли полы, помогали раненым. Катя Кеслер, научный сотрудник Школы-студии, которая десятилетиями была рядом с И. Соловьевой в той самой комнате на четвертом этаже, считает, что Инна была кем-то вроде младшего фельдшера. Однажды – это тоже в пересказе Кати – сильная не по годам Инна чуть не уронила больного: взявшись за ручки носилок, она привычно рванула их вверх, а на носилках был эвакуированный ленинградский дистрофик, для Инны – невесомый.

Могла делать любую трудную работу, стирала белье руками (в ее лексиконе – лапками). В застолье предпочитала крепкие напитки. Никогда не пьянела, не любила сладкого, зато селедку и соленые огурцы приветствовала. Могла работать в маленькой комнате с тремя столами весь световой день. Восседала перед компьютером вполне монументально.

Своим обликом и нравом напоминала нескольких женщин – воительниц ХX века: что-то от Голды Меир, что-то от Елены Боннэр, а что-то от правозащитницы Людмилы Алексеевой. С последней она была еще и одного, 1927-го, года рождения. Такая же стриженная седая голова, воля в глазах, такое же чувство в отношении людей, которые населяют Россию. Могла бы вслед за Алексеевой повторить: страна, конечно, не самая удобная для проживания, но в ней так много хороших людей.

Хороший человек – одно из самых позитивных для нее понятий. При этом себя к «хорошим» не относила. «Я вообще-то от природы плохой человек», – однажды сказала в машине, сидя за моей спиной. Сказано было не для того, чтобы я возразил. Просто сообщала, что лучше всех нас знает какие-то свои тайные грехи.

Когда хоронили ее прах, сделали фотографию: там имена родителей Инны отделены от имен дедушки и бабушки, но всех их разделяет и объединяет строчка – ЭТО БЫЛИ ХОРОШИЕ ЛЮДИ.

Выбор пути

Летом 1944 года Инна Базилевская поступила в ГИТИС, в 1949‑м его окончила.

Студенческие годы совпали с едва ли не самым темным временем в истории института. За год до Инны ГИТИС окончила Майя Туровская, в тот год, когда Инна вышла из института, туда же, к П. А. Маркову, поступила Наталья Крымова. На соседних курсах учились Б. Зингерман и В. Гаевский. Директором ГИТИСа был замечательный филолог и историк театра Стефан Стефанович Мокульский. Его уволили в 1949‑м после редакционной статьи «Правды» «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». Майя Туровская, Инна Соловьева и Наталья Крымова, три, пожалуй, лучших театральных писателя страны, входили в мирную профессию под знаком беды.

М. Туровская. Фото из личного архива В. Саппака

Они были отчетливо разными. М. Туровская сочетала вкус к театру с социологией, философией культуры, с пожизненным интересом к кинематографу. Ее ключевое участие в фильме М. Ромма «Обыкновенный фашизм» стало меткой в истории послесталинского возрождения. Н. Крымова обладала даром почти бесстрастной и всегда содержательной речи и такого же точного письма, проникнутого скрытым пафосом. Своим пером не только открывала «имена», но и сама их создавала («Имена» – название ее первой книги о театре). Несколько советских лет Наталья Крымова заведовала отделом критики в журнале «Театр», и эти годы были едва ли не лучшими в истории толстого журнала.

Н. Крымова. Фото из личного архива В. Саппака

Инна Соловьева ничем не заведовала, писала и про кино, и про театр, много лет была на «вольных хлебах». Совсем недавно я просмотрел библиографию ее работ, начиная с ранних 1950‑х. Даже по названию текстов видно, что человек много пишущий, но еще не имеющий какого-то компаса в театральном мире. Она сочиняет для газеты «Советское искусство» биографию артиста Рязанского драмтеатра или рецензирует спектакль «Дети „Авроры“» в Театре имени Ленинского комсомола для того же «Советского искусства», но это делается без всяких усилий души.

В отделе кадров Школы-студии хранится написанная рукою Инны автобиография, видимо, 1986 года. Того года, когда можно было что-то сказать о прожитой жизни. Вот несколько строк, обращенных Инной в годы ее молодости.

«Так или