Взлет - Лазарь Львович Лазарев Страница 3

лесу, но кухарка сказала, что Жуковский уже вернулся. Обегали весь дом — безрезультатно, выбежали в парк аукать, нет ответа. Наконец, раздался собачий лай и на аллею выскочил Фауст, а за ним смущенный Жуковский. Оказалось, ему в голову пришла одна мысль, он сел под деревом тут же в парке ее записать и так увлекся, что не слышал голосов. Хорошо, что Фауст сообразил, что его ищут, и начал лаять.

Брак Александра Александровича и Веры оказался очень счастливым. Первую дочь в честь матери назвали Верой, вторую Катей, и сына в честь отца нарекли Александром. Микулиным часто приходилось переезжать из города в город. Вначале был Владимир, потом Одесса и, наконец, Киев, где Александр Александрович служил окружным фабричным инспектором.

В те времена в обязанности фабричного инспектора входили не только проверка состояния техники безопасности на заводах и фабриках, но и надзор за взаимоотношениями рабочих и хозяев. Последние очень не любили Микулина за его честность, принципиальность и неподкупность. А главное, за то, что он неизменно старался в спорах становиться на сторону рабочих. Власти тоже косились на Микулина с подозрением — господин фабричный инспектор то и дело выступал со статьями, в которых чересчур откровенно для государственного чиновника писал об ужасном положении рабочих, А уж после того как руководитель социал-демократов Ульянов-Ленин начал ссылаться в своей статье на работы Микулина, то и охранка стала исподтишка присматриваться к нему: не революционер ли?

В получившей широкую известность брошюре «Объяснение закона о штрафах, взимаемых с рабочих на фабриках и заводах», изданной в 1895 году, Владимир Ильич Ленин писал:

«Об этих правилах закона, насчет предельной величины штрафов, надо сказать, что они слишком суровы для рабочего и оберегают одного фабриканта в ущерб рабочему. — Во-первых, закон допускает слишком высокие штрафы — до одной трети заработка. Это безобразно высокие штрафы. Сравним этот предел с известными случаями особенно высоких штрафов. Фабричный инспектор Владимирской губернии г. Микулин (который написал книгу о новом законе 1886 г.) рассказывает, как высоки были штрафы на фабриках до этого закона. Всего выше были штрафы в ткацком производстве, и самые высокие штрафы на ткацкой фабрике составляли 10 % заработка рабочих, т. е. одну десятую заработка»[2].

И далее, говоря о нарушении закона хозяевами, которые обманным путем присваивали себе штрафы, вместо того, чтобы штрафы образовывали специальный штрафной капитал, который предназначался для удовлетворения нужд рабочих, В. И. Ленин писал:

«Заметим кстати, что рабочие совершенно беззащитны против таких обманов, потому что им не объявляют о состоянии штрафного капитала. Только при ежемесячных подробных объявлениях (с указанием количества штрафов за каждую неделю по каждой мастерской отдельно) рабочие могут следить за тем, чтобы штрафы поступали действительно в штрафной капитал. Кто же будет следить за правильностью всех этих записей, если не сами рабочие? Фабричные инспектора? Но каким же образом узнает инспектор, что вот эта именно цифра поставлена в книге обманом? Фабричный инспектор, г. Микулин, рассказывая об этих обманах, замечает:

«Во всех таких случаях открывать злоупотребления было чрезвычайно трудно, если на то не было прямых указаний в виде жалоб рабочих»[3].

В других статьях и книгах Александр Александрович Микулин ратовал за 8-часовой рабочий день, за право рабочих объединяться в профсоюзы, за необходимость социального страхования и создания больничных касс.

Все это компрометировало фабричного инспектора в глазах властей, но расправиться со смутьяном они не смели. Ведь помимо всего он был автором первых книг, написанных в России по вопросам охраны труда и техники безопасности, он читал лекции по этому курсу в Киевском политехническом институте, был членом многих научных обществ, пользовался большой популярностью в кругах интеллигенции и особенно среди киевского студенчества. Почти все свое жалованье он отдавал в фонд помощи бедных, или, как тогда говорили, недостаточных студентов. Туда же шел и гонорар за чтение лекций.

Во время бурных дней первой русской революции Шура Микулин, вернувшись домой из реального училища, с изумлением увидел, что квартира буквально битком набита бедно одетыми стариками, женщинами и детьми, молча сидевшими по углам. Изредка они между собой о чем-то тревожно шептались по-еврейски. А в кабинете у отца Шура увидел человек восемь студентов. Сестра Катя в коридоре негромко сказала ему:

— Студенты привели их к папе. Сегодня в Киеве будет еврейский погром. И студенты прячут стариков и детей. Спать ляжешь сегодня с папой в кабинете. Твоя комната занята. Иди на кухню, помоги нам разносить чай и бутерброды.

Вечером в кабинете у отца мальчик прикорнул на диване. Александр Александрович сидел за столом у лампы с зеленым абажуром и, скрипя пером, что-то писал. Потом он подошел к сыну.

— Не спишь?

— Нет, папа, — ответил мальчик. — А почему ты их спрятал? Погромщики к нам не придут?

— Видишь ли, Шура, у русского интеллигента есть обязанности. И одна из них — презирать тех людей, которые организуют еврейские погромы. Ну и, конечно, надо помогать этим несчастным, Даже, если ты при этом рискуешь.

— Всегда?

— Всегда. Помнишь, как сказал Галилей? «А все-таки она вертится».

— Да.

— Так вот, нельзя ни при каких обстоятельствах отказываться от своих принципов.

Таким был Александр Александрович Микулин.

В Киеве Шура поступил в Екатерининское реальное училище, где большинство предметов преподавали на немецком языке. И немецкий, и французский Шура выучил еще в детстве. В семье был обычай: по вторникам в доме говорили только по-немецки, по пятницам — по-французски. Этот обычай соблюдался и потом, когда Микулины приезжали в Орехово. И Жуковский тоже был обязан в эти дни говорить по-немецки и по-французски. Шуре приходилось говорить, хотя бы уже потому, что по-русски у бабушки не допросишься вкусных сливок с клубникой. Вообще, бабушка Анна Николаевна была окружена в семье всеобщим уважением и любовью. Она отличалась строгостью — ее побаивались и дочери, и сам Жуковский.

В молодости бабушка слыла красавицей, и даже сейчас, в старости, она сохранила остатки былой красоты. В ее характере всегда проявлялась воля и энергия. В молодости, влюбившись в Егора Жуковского — скромного инженера-путейца, она, ведущая род от Стечкина — стольника царя Ивана Грозного, махнув рукой на сословные предрассудки, вышла замуж за бедного и незнатного молодого человека. Была она богомольной. А Шура к тому времени, обладая достаточными знаниями физики, не только сомневался в истинности святого писания, но и в реальности бога. Тем более что и отец был атеистом. Но, чтобы не огорчать бабушку, все иногда ходили в церковь. Впрочем, Шура, если и отказывал богу в сверхъестественных силах, то признавал их за бабушкой. А этим летом в Орехове была засуха. И