Последний командарм. Судьба дважды Героя Советского Союза маршала Кирилла Семёновича Москаленко в рассказах, документах, книгах, воспоминаниях и письмах - Николай Владимирович Переяслов Страница 3

Она помнится мне такой, какой была в моём детстве, – молодой чернобровой украинкой, красивой, с пышной чёрной косой. Ей тоже досталась нелёгкая доля, обычная для того времени. Девочкой батрачила у помещиков. А выйдя замуж, совсем юной взяла на себя заботы о целой куче малышей. Потом пошли ещё дети, и жилось всё труднее. Немного полегче стало, когда старшие подросли, да и младшие смогли помогать в работе.

До смерти отца мы, дети, даже не знали о том, что являемся сводными братьями и сёстрами. Родители никогда об этом не говорили, им хотелось, чтобы мы чувствовали себя родными, были дружны. Сами работая буквально от зари до зари, они и в нас воспитывали любовь к труду, к людям труда, друг к другу.

Была ещё одна черта в их отношении к жизни, накладывавшая сильный отпечаток на весь уклад семьи. Нам, детям, они прививали не только уважение к старшим, но и смирение перед существовавшими общественными порядками, «установленными богом», покорность сильным мира сего. Конечно, это не только шло от веры, хотя они, как и большинство крестьян в то время, были очень религиозны, но и являлось данью въевшемуся в душу простого народа чувству беззащитности перед власть имущими.

Но это чувство, да и религиозность семьи оказались непрочными. Они основательно пошатнулись после расправы помещичьей своры над отцом и окончательно рухнули с его смертью.

Со смертью отца, лишившей нас кормильца, многое резко изменилось. Семья постепенно распалась. Старшие дети отца ушли от нас. Мать осталась с двумя дочерьми и двумя сыновьями, из которых я был старшим. Так в свои 9 лет мне, по крестьянским обычаям того времени, пришлось стать главой семьи, её кормильцем.

К тому времени я окончил два класса 4-классной сельской школы и мечтал о дальнейшей учёбе. Теперь эта мечта была под угрозой. И всё же школу я не бросил. Летом работал в своём хозяйстве, помогал сёстрам и матери на разных работах – то пастухом, то погонщиком, выполнял и другие работы, а зимой учился. Учился я увлечённо. С отличием окончил 4-классную школу и затем 5-й и 6-й классы в так называемом министерском училище, тоже расположенном в нашем селе…

Поблизости от нашего села было много богатых поместий с красивыми парками и роскошными помещичьими усадьбами. Их владельцы большей частью жили в Петербурге или за границей, а сюда приезжали время от времени, чтобы попировать, поохотиться. И тогда все ночи напролёт сверкали огнями помещичьи дворцы, рекой лилось вино, по степи носились верхом и катались в экипажах праздные люди. Во взглядах, которые они мимолётно бросали на простой люд, были высокомерие, презрение.

А рядом шла иная жизнь, полная тяжкого труда и лишений. Её я видел и в нашем селе, и в богатых поместьях, где батрачили многие из нашей родни, в том числе и мои сёстры. Тех из них, кто работал там постоянно, родители иногда навещали, взяв меня с собой. И я видел изнурённых трудом людей, заработок которых был ничтожным.

Ездили мы и к родственникам, работавшим на шахтах и заводах, на железной дороге. Им жилось не лучше, но там, уже будучи подростком, школьником, я чувствовал какую-то иную атмосферу – протеста, решимости отстаивать свои человеческие права. Приезжали и к нам родственники и знакомые из рабочих посёлков, причём, бывало и так, что это были участники революционных выступлений, укрывавшиеся от преследования полиции.

Затаив дыхание, слушал я их рассказы о борьбе рабочих против бесправия и произвола хозяев, о революционном движении.

То было время, когда уже прогремели грозовые раскаты 1905 года. И хотя за ними последовали жестокие репрессии властей, ничто уже не могло погасить в народе растущее сознание необходимости революционной борьбы за лучшую долю. Бунты то и дело вспыхивали и в Екатеринославской губернии. Случались они и у нас в селе, и на железнодорожной станции Гришине. Начинаясь, как правило, в рабочих районах, они затем охватывали и многие сёла.

В накалённой атмосфере тех лет достаточно было искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Помню, в 1912 году, во время празднования столетия освобождения России от нашествия Наполеона, были устроены торжества и в нашем селе. В церкви и возле неё собралось множество крестьян со всей округи. Учителя привели туда и нас, школьников. После богослужения хор запел «Боже, царя храни», а в это время к церкви подъехало несколько подвод с опоздавшими крестьянами. Вновь прибывшие то ли не успели, то ли не торопились снять шапки, и полицейские бросились избивать их плетьми. Поднялся невообразимый шум. Крики и брань полицейских, стоны избиваемых заглушили хор.

И тут произошло то, чего никак не ожидали блюстители порядка. На них ринулась огромная толпа, собравшаяся на торжество. Теперь, чем попало, колотили полицейских. Разгневанная толпа была готова их растерзать, и остановить её удалось только под угрозой огнестрельного оружия. Торжество, устроенное с целью внушить народу верноподданнические чувства к царю, было сорвано. Подавляющее большинство присутствовавших с гневом покинуло церковь. Разбежались по домам и мы, дети, с молчаливого согласия учителей, которые в большинстве также ушли, глубоко возмущённые произволом властей. Для взбунтовавшихся этот день оказался печальным: многих из них арестовали, бросили в тюрьмы, отправили в ссылку…

Многие одновременно с учёбой трудились, чтобы помочь родным. А вскоре наступил момент, когда почти каждому из них пришлось, подобно мне, быть в семье “за взрослого" и выполнять самые тяжёлые работы.

В 1914 году разразилась первая мировая война. Каждый день людей отправляли на фронт. В селе не осталось взрослых мужчин. Некому и нечем было обрабатывать землю, нечего было есть. Царское правительство забирало для армии хлеб, скот, лошадей. Чем дольше длилась война, тем тяжелее становилась жизнь народа. Затеяв эту чуждую интересам масс войну, царское правительство оказалось и неспособным вести её. Армия под бездарным руководством терпела поражения на фронте, несла бесчисленные напрасные потери и, в конце концов, начала разваливаться. А в тылу рабочие и трудовое крестьянство остались без хлеба.

Всё чаще вспыхивали забастовки, голодные бунты. Обстановка в стране и на фронте накалялась. Конечно, я не понимал тогда в полной мере смысла происходивших событий. А те, кто мог их объяснить, например некоторые из учителей, предпочитали не делать этого, не втягивать нас, учащихся, в “опасные разговоры".

Поэтому весть о Февральской революции была для нас, как и для большинства взрослых, неожиданной. Первыми в нашей семье узнали о ней невестка Оксана, жена брата Григория, ушедшего на фронт, и