Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев Страница 27

Это означало, что население этих губерний «оставило» свою армию, не пошло с ней. Теперь же, когда казак выразил свою мысль, что сопротивление против Красной армии стало не под силу казакам, он предается смерти.

Надеваю шашку и немедленно иду пешком в штаб корпуса. Он помещался недалеко от нашего дома. Генерал Науменко встречает меня ласково. Я запальчиво докладываю ему о штаб-трубаче Диденко все, что знал. Рассказал обо всей семье его отца. Я подчеркнул ему, что казаки устали от долгой войны, прижаты уже к самой Кубани и не знают, что же делать дальше?

Науменко слушал меня очень внимательно, не перебивая и остро смотря в мои глаза, ища в их выражении искренности и только чистой правды. С моими доводами он согласился; и, не меняя серьезности и строгости лица, что у него редко бывало, он твердо сказал:

– Хорошо, Елисеев, я освобожу Диденко, но исключительно под Вашу личную ответственность. Вы согласны? – закончил он.

– Не только согласен, но я возьму его к себе в 1-й Лабинский полк личным штаб-трубачом, – ответил ему.

Генералу это понравилось, и он приказал привести сюда, в его залу, Диденко. Его привели. За много лет разлуки я впервые увидел так знакомого мне с детских лет блондина с голубыми глазами и добрым сердцем.

– Вот что, Диденко, – начал генерал Науменко строго, официально и не совсем ласково. – Ты за свой язык подлежал преданию военно-полевому суду. Конец его известен. Но твой станичник, полковник Елисеев, вступился за тебя. И берет на свое поручительство. Зная и ценя его, я уступил. И только благодаря его просьбе. Только! Понял?.. Он берет тебя к себе штаб-трубачом. И я надеюсь, что ты, как старый и служилый казак, поймешь все это и оправдаешь доверие его. А теперь ты в распоряжении полковника Елисеева, – закончил он.

– Покорнейше благодарю, Ваше превосходительство!.. И Вас покорно благодарю, господин полковник, – совершенно неподобострастно, умно и достойно говорит Диденко и продолжает: – Я не только что оправдаю доверие господина полковника Елисеева, который меня так давно знает, но я хочу доложить Вам, что я совсем не тот, за кого Вы меня приняли. Я казак и искренний враг большевиков. А говорилось если что – так это «по-домашнему».

– Ну довольно, довольно! – перебивает его Науменко. – Полковник, Вы свободны. Свободен и Диденко, – коротко заканчивает он.

Я благодарю генерала, и с Диденко выходим на улицу.

– Федор Иванович, спасибо Вам! Но не подумайте, что я такой, – со слезами на глазах говорит мне старый штаб-трубач, освобожденный только что от смерти.

– Василий!.. И не вспоминай об этом! Поэтому-то я и сделал, что отлично знал тебя и всех вас, Диденкиных. (Так их называли на улице.)

Мы в нашем доме. Его жена радостно плачет. У нашей матери на глазах слезы, также от радости.

В станичном быту горе и радость соседей воспринимаются остро. Василий мягко улыбается и, указывая жене на меня, говорит:

– Благодари вон Федора Ивановича.

Чтобы прекратить эти тягостные минуты, говорю им:

– Ну, теперь идите домой, Василь, отдыхай. А завтра – конным приезжай сюда. И начнешь служить при мне.

Даю ему руку, жену же обнимаю. Она смеется и плачет одновременно, а потом бросается на шею к нашей матери и заголосила причитаючи:

– Тетенька-а, спасибачка и Ва-ам, што памагли-и…

Помощь матери заключалась в том, что она попросила меня повидаться с ней. Такая станичная неискушенность.

Вот те события, которые привели командира 2-го Кубанского конного корпуса, генерала Науменко вторично повидаться со штаб-трубачом Василием Диденко, но в другой психологической обстановке, очень интересной для человеческой души.

Втроем – генерал Науменко, полковник Егоров и я – вышли к порогу. Через открытую дверь шло тусклое освещение. В овчинном в грязи полушубке, между двух лошадей, держа их под уздцы, стоял Диденко. На нем кинжал, шашка и сигнальная труба за плечами.

– Здравствуй, Диденко! – ласково говорит Науменко.

– Здравия желаю, Ваше превосходительство! – молодецки отвечает он.

– Полковник Елисеев доложил мне, что ты очень хорошо вел себя все эти дни. Я очень рад этому. Ты водку пьешь? – уже весело спрашивает Науменко.

– Так точно, пью, – чуть смущенно отвечает Василий.

– Дайте бутылку сюда! – крикнул генерал денщикам.

Те принесли со стола и рюмку.

– Нет!.. Дайте чайный стакан! – говорит он казаку. – Выпьешь его? – спрашивает он Диденко.

– Так точно, выпью, – откровенно говорит он.

И Науменко сам наливает полный стакан водки, сам передает его Диденко и смотрит на него, улыбаясь.

– За Ваше здоровье, Ваше превосходительство, – произносит Василий и спокойно выпивает все до дна.

Мы все улыбаемся.

– Дайте что-либо закусить! – весело крикнул он денщикам и, не дождавшись, сам бросился к столу, вилкой взял со стола соленый огурец и передал Василию.

А потом, дернув меня за полу черкески, отошел в комнату и спрашивает:

– А может быть, наградить его Георгиевским крестом?

– Это было бы очень хорошо, Ваше превосходительство, – вторю ему.

Вынув из пакета крест, Науменко выходит за дверь и уже серьезно говорит:

– По представлению твоего начальника полковника Елисеева, награждаю тебя, штаб-трубач Диденко, Георгиевским крестом за сегодняшний бой! – и дает его ему. А потом, спохватившись, произносит: – Какая досада, что у нас нет Георгиевских лент!

И, чуть замявшись, он глянул на свой Георгиевский темляк на шашке.

– Дайте ножницы! – громко крикнул он внутрь комнаты.

Казак принес ножницы от хозяйки. И генерал Науменко, командир корпуса, сам лично вырезает часть ленточки из своего Георгиевского темляка, продевает ее в ушко и сам лично прикалывает Георгиевский крест на твердую кожу полушубка Диденко, с ног до головы обрызганного грязью в сегодняшней скачке 1-го Лабинского полка и красной конницы, в преследовании ее на протяжении «в оба конца» около 20 верст.

– Покорно благодарю, Ваше превосходительство! – все так же спокойным голосом и с полным достоинством старого служилого казака отвечает штаб-трубач Василий Диденко.

Жест генерала Науменко был замечательный.

Мы в комнате. Скоро будет полночь. Генерал Науменко подписывает приказ по корпусу, передает его мне и просит тут же прочитать. И я читаю: «Полковник Кравченко выезжает в отпуск на неопределенное время. Во временное командование 2-й Кубанской казачьей дивизией вступить командиру 1-го Лабинского полка, полковнику Елисееву».

После некоторых указаний начальство отпускает меня, дав ординарца показать, где разместился штаб нашей дивизии.

На улице темь непроглядная и грязь непролазная. Зову к себе Диденко ехать рядом и говорю ему:

– Ну поздравляю тебя, Василий. Я рад за тебя.

– Покорно благодарю,