Муравьи революции - Петр Михайлович Никифоров Страница 27

Ребята не могли установить, за кого голосовал Беспалов, но получили сведения, что часть рабочих каравана голосовала вместе с портовым и судовым начальством за кандидата черносотенцев. Это обстоятельство удручало молодёжь. Андрей решил поговорить с отцом по душам. Я посоветовал Андрею и ребятам не дразнить стариков, а оставить их в покое.

О думе и её знамении, как отдушины недовольства народных масс, мы говорили много. Характеристика думы как учреждения буржуазного была понятна молодёжи и крепко утверждала в них скептическое к ней отношение.

Во время предвыборной кампании я забрался на собрание черносотенцев, происходившее в их клубе. Их главарь Бескаравайный делал предвыборный доклад. Докладчиком он оказался бесталанным; он неуклюже угощал своих слушателей такими глупостями, как то, что «блок жидов и революционеров раздаёт рабочим манжеты и крахмальные воротнички, привлекая их этим на свою сторону».

Я не выдержал нелепости докладчика и, забравшись на самую заднюю скамью, начал его изобличать. Меня быстро взяли в кулаки и, перебрасывая над головами, как мешок, вынесли к выходу и кинули прямо на руки околоточному надзирателю, который милостиво принял меня в свои объятия — «чего тут тебя черти занесли?» — и, дав мне по затылку, вышиб меня за дверь. Помяли меня основательно: наставили на лице синяков, а из носа пустили кровь. В таком жалком состоянии я потащился домой. Дома меня встретил Василий.

— Батя мой, да кто же это тебя так разделал?

— Был на предвыборном собрании.

— Где?

— У Бескаравайного.

— Эк куда тебя дёрнуло! Да ты ведь бойкотируешь.

— Полюбопытствовал.

Хотя мой визит к Бескаравайному и закончился для меня печально, я всё же был доволен, что потревожил улей черносотенцев, а также убедился, что рабочих на собрании было весьма немного.

Так, отказываясь принимать участие в выборной кампании, я помимо своей воли пережил чрезвычайно активный и красочный момент этой самой кампании и долго носил её следы под своими глазами.

В апреле комитет решил устроить предмайскую массовку с привлечением наибольшего числа рабочих каравана. Я поручил Андрею и Даниле мобилизовать для привлечения на массовку рабочих весь наш кружок. Ребята постарались на совесть; на массовку пришло свыше ста человек из каравана. Заставы, цепи дружинников, таинственные пароли — всё это производило сильное впечатление на рабочих. На массовку проникли и эсеры, с которыми всегда происходили жестокие схватки. Керченские эсеры теоретически подкованы были не весьма крепко, и социал-демократы их всегда крепко били. Поэтому эсеры всегда старались сосредоточить центр споров на вопросах террора, где вести спор им было легче. Однако они массовкой овладеть не могли и стушевались. Массовка длилась долго, детально выяснила, почему и как нужно праздновать первое мая, почему самодержавие и капиталисты враждебно относятся к празднованию рабочими первого мая и т. д.

Массовка кончилась под утро. С массовки шли все вместе. Полиция знала, что происходит массовка, но двинуться в степь не решалась; дружины, о которой полиция также была осведомлена, полиция очень боялась, весьма преувеличивая её боевое значение. Поэтому она решила дожидаться возвращения участников массовки на окраине города и там и арестовать. Но наши разведчики провели всех кружными путями через горы к противоположному концу города. Свыше трёхсот участников массовки с шумом и песнями спустились с горы на центральную улицу города. Постовые полицейские тревожно свистели, обманутая засада полицейских бегом неслась к месту демонстрации, но никого не нашла: сеть тёмных переулков поглотила демонстрантов, и все благополучно разошлись по домам.

Массовка произвела на рабочих, особенно на молодёжь, огромное впечатление. Политические вопросы стали постоянной темой разговоров молодёжи. Старики, хотя молчали, но относились к этим разговорам терпимо — массовка помяла их консервативное упорство. Опоры о терроре носили особенно страстный характер; романтика террористической борьбы казалась молодёжи весьма заманчивай, красивой, увлекательной…

Андрей поставил передо мной вопрос о необходимости освещения вопроса о терроре на кружке. Он весьма боялся, что этот опасный вопрос может внести разлад в кружок и сорвать нашу работу. После длинной и подробной беседы с кружком о значении массовой пролетарской борьбы и о значении индивидуального террора с приведением ярких примеров массовых вооружённых восстаний матросов и восстания в Москве молодёжь стала спокойнее относиться к этой острой теме. Мои указания на колоссальнейшее значение подготовки массового рабочего движения, как грозной побеждающей силы, были убедительны и заставляли молодёжь, уходя от героической романтики, становиться на путь классовой борьбы.

Молодёжь переключалась весьма быстро от обывательской жизни на политические рельсы. Жажда борьбы заражала её лихорадкой нетерпеливости. Ей казалось, что мы слишком медленно движем дело великого наступления. Побеседовав с активом кружка, мы решили вести с ним регулярную воспитательную работу. В это время, скрываясь от ареста, приехал в Керчь один из членов крымского комитета — «Сергей» — красивый мужчина с чёрной пушистой бородой и «хороший теоретик», как его отрекомендовали в комитете.

Он взялся вести занятия с кружком. Говорил он весьма складно и увлекательно, даже такой сухой предмет, как аграрный вопрос, он излагал красноречиво и увлекал внимание молодёжи.

Когда я спрашивал молодёжь, нравится ли им доклад, они восторженно говорили:

— Прямо как в рот кладёт. А вот спроси — хоть убей, ничего не помню…

Однако запоминали кое-что, но всё же вопроса не усваивали.

— Говорит хорошо, а никак не поймёшь: нужно землю мужикам отбирать у помещиков или не нужно, выгодно это рабочим или не выгодно, почему нужно, землю отдавать муниципалитетам, а не мужикам?

Необходимо было на эти вопросы дать ясные ответы, и я взял на себя обязанность комментатора меньшевистской аграрной программы.

Необходимо землю у помещиков отобрать и передать малоземельному и безземельному крестьянству. Нужно выжить помещиков из их гнёзд, а если не удастся — жечь эти гнёзда. В случае победы революции рабочий класс должен закрепить землю за крестьянами.

— Значит, муниципалитетам землю отдавать не надо?

— Понятно, не надо. Это значит отдать землю земским заправилам и мужика оставить с носом.

Мои «разъяснения» были понятны и удовлетворяли молодёжь; всё же они недоумённо спрашивали:

— Как будто вы разно толкуете о земле. Почему так?

— Разно и есть: мы земельные-то дела немного иначе толкуем, по-большевистски; меньшевики хотят по-мирному, без большой ссоры и землю и рабочие интересы уважить, а большевики говорят, что драться надо до корня, чтобы рабочие и мужицкие низы в накладе не остались.

— Ты, значит, с докладчиком-то не в согласии?..

— Само собой. Да только ничего, вы слушайте его, а разбираться в его речах мы сами будем.

Так и повелось: «Сергей» говорил, а молодёжь слушала; потом мы занимались разбором слышанного, внося в доклад свои коррективы. Связь наша с судами настолько