К себе возвращаюсь издалека... - Майя Анатольевна Ганина Страница 26

— А почему не работает? — кивнула я на пилораму.

— Так ведь дела какие? — опять берет инициативу дядя Вася. — Петр Первый выменял у англичан две пилорамы за две пачки русской махры. Одна в Ленинграде в музее стоит, другая — вот. Мы на ней рекорды давать опасаемся: расшумятся корреспонденты, да еще если сфотографируют в газету, в музее узнают и заберут. А мы на чем вкалывать будем?

— Здорово у тебя выходит! — завидую я. — Сам сочиняешь или помогает кто?

— Коллективно, — скромничает дядя Вася и вздыхает: — Да, сломалась вот наша телега…

— Вы без этой телеги голодом насидитесь! — сердито обрезает его ремонтирующий пилораму парень. — Хватит звонить, спустись лучше вниз, поддержи там.

Я подошла. Пилорама была старая, разболтанная. Вместо стандартных вкладышей под шейку подшипника были положены обрезки консервной банки. Парень с помощью дяди Васи начал перетягивать пилы.

— Ремонтируете? — вежливо спросила я.

— Не ремонтировать — со скуки помрешь.

— Вот вы про нашего Толика напишите, — посоветовал дядя Вася, — про то, как Рябой его по шее горбылем огрел.

— Кто это, Рябой?

— Рамщик… До Тольки здесь работал.

— За что?

— Чтобы хлеб не отбивал.

Оказывается, здесь произошел «конфликт нового со старым»…

Когда они прибыли сюда, Муха направил на пилораму подкатчиками Толика, дядю Васю, Витю, приехавшего подзаработать, и «Женькиного» Михаила. Они просились на основные работы: ведь ехали железную дорогу строить, — но Муха, с присущей ему любовью к афоризмам, сказал, что пилорама — сердце стройки. Да и на самом деле: стоит пилорама — стоят работы на домах, нет бруса, нет опалубки для искусственных сооружений. Ребята согласились.

— Нас Талгат Ишмухаметов по технике безопасности так инструктировал, — говорит мне дядя Вася, — куда не надо — не лезьте, где крутится — руки не суйте!..

Сначала было трудно: попадет лесина комлем в яму — два часа мучаются, пока вытащат. Руки, ноги, плечи — все болело: физически раньше работать мало приходилось. Толя слесарь шестого разряда, Вася тоже слесарь, Виктор на станке работал, Михаил в ремонтной бригаде в МТС. Потом приноровились, легче стало.

Пилорама разбитая вся: челнок болтается на направляющих, брак идет. Работала пилорама всего полтора года, но успели ее разбить донельзя. «Некого поставить — так Рябого!» — объяснили мне ребята. Был Рябой раньше плотником, в механизмах смыслил мало. Разобрать пилораму не мог, ремонтировать не пытался. Подладил, дрыгает — и ладно. Однако получал полторы — две тысячи в месяц, только высокие заработки держали тут людей. Однажды Рябой пришел пьяный, работать не хотел, сказал, что пилорама сломалась, заклинил бревно в пилах, разругался с начальством. Муха говорит ему, что надо работать, а он орет: мол, как работать, если ползуны стерлись, болтаются, пальцев нет, рама болтается. Муха говорит, пить не надо, надо работать, я тебя увольняю. Рябой ушел, а рама стоит, и плотники на домах стоят без бруса. Да и бригаде простой не интересен: заработать надо. Говорят: «Давай, Толик!» Его сначала вроде бы оторопь взяла: ответственность все же. Потом решился: такие ли механизмы видел! Пустил. Заклиненное бревно прошло без задоринки, а после Рябой пришел «помог» — тележку, которая держит задний конец бревна, сдвинул, следующее бревно пошло накося, ну а дальше, поскольку тем бревном пилы развернуло, брус стал получаться кривой. Толик остановил раму и тут-то почувствовал себя хозяином. Сменил ползуны, смазал ее всю, подложил под разболтавшуюся шейку подшипника вкладыши — вырезал из обыкновенной консервной банки. Перетянул пилы, выверил их по уровню. Сам съездил на Бискамжу, выточил пальцы и втулку к планке подающего механизма — возился со своим агрегатом самозабвенно.

— Так пилу отрегулировал, она работает — ее и не слышно! — говорит мне Толик. И повторяет: — Если не ремонтировать, со скуки помрешь!

Когда Рябой понял, что без него теперь свободно обойдутся и угроза увольнения стала реальностью (раньше рабочих не хватало, поэтому рады были любому), пришел на пилораму пьяный, орал, ругался, стукнул Толика по шее горбылем:

— А, вы тут, комсомольцы, приехали, патриоты, хлеб у нас отбивать!

Дядя Вася и Михаил вытолкали его из лесоцеха. Толя-то, пожалуй, самый слабосильный из них.

Росту он вровень со своей пилорамой — метр шестьдесят. Стоит, опершись локтем о станину, повертывает рукой маховик с противовесом. Нога закинута за ногу, кирзовые сапоги щеголевато завернуты, торчат ушки; спецовочные брюки, пропорошенные древесной пыльцой, заправлены с напуском. Темно-русые с блеском волосы собраны под замурзанную кепчонку, надетую козырьком назад. Серые глаза, широкие брови, рот плотно сжат, на худых щеках напряглись мускулы — он весь слух, весь внимание: нет ли посторонних шумов, не застучит ли какая-нибудь деталь?..

Когда он возится с рамой: забивает клинья между креплениями пил или подлаживает что-то, — он весь уходит в дело, и совсем незаметно, что невысок и не так уж широк в плечах, что не обладает великой силой. Но если рама работает хорошо, и он принимается помогать подкатчикам, тогда видишь, что слишком высоко закидываются руки, держащие топор, неловко гнется неширокая спина. Руки у него хорошие: большие, темные, в мазках солидола, пальцы прямые, без утолщений, чуткие. Ногти тоже аккуратной формы, хоть и обломаны и всегда с постоянной черной каймой.

Ну, а Василий топор держит привычно, коротко, скупы, точны взмахи. Шутя забрасывают они с Михаилом на штабель брус длиной в шесть с половиной метров.

— Слазь, — кричит Толик Виктору, забравшемуся на станину пилорамы, — на хлебе не сидят!

— Вот так, тетя Майя! — подтверждает Василий, и они снова принимаются за работу.

Что я знаю об этих ребятах?

Толик подделал себе в метрике возраст на два года старше, бежал на фронт в сорок третьем году, взяли его в дивизион артиллеристов, но мать заявила — вернули. Кончил ремесленное, работал на Балахнинском бумажном комбинате слесарем. Машины там сложные, интересные: прессы, компрессоры, бумажные машины. Но не сиделось на месте, поехал на Сахалин, пять лет проработал сначала слесарем, потом механиком. Ремонтировали портовые краны, лебедки, прочую механизацию.

Однажды, когда ездили спасать севший на движущийся подводный камень японский корабль, Толик сорвался в воду. Пролежал в госпитале два месяца и поехал в отпуск домой. Тут женился. Прожили неделю, а жену с ним мать не отпускает. Уехал, жена пишет: скучаю, приезжай. Стал проситься у начальника, а тот говорит: квартиру дадим, все что угодно, пусть жена сюда приезжает. Загрустил, запил, неделю не выходил на работу. Начальник говорит, ну уж раз ты задумал, видно, тебя не переубедишь: уезжай. Вернулся домой, стали жить у жены, мать ее все время их ссорила. Прожил чуть больше года, услышал обращение, приехал сюда.

У Васи биография посложней. Отца убили в сорок третьем, мать всю ребятню прокормить была не в силах, пошел работать старший брат, а вскоре