Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника - Владимир Иосифович Гурко Страница 26

На почве этого проекта и выраженных по его поводу суждений, по-видимому, и удалось Витте поколебать доверие к нему государя.

Желание Горемыкина использовать общественные силы для обеспечения при их помощи местных потребностей и сознание необходимости развития местной самодеятельности и воспитания культурных слоев населения в целях их постепенного приобщения к работе государственной были использованы Витте для внушения государю, что Горемыкин стремится к ограничению прав монарха, к введению в России конституции. По существу это было совершенно неверно. Существовавший в России государственный строй Горемыкин почитал совершенно незыблемым и, по-видимому, не предвидел не только его возможного крушения, но даже постепенной эволюции. Насколько в нем крепко было это убеждение, можно судить по тому, как он отнесся к мнению, высказанному ему королем греческим Георгом, которого он посетил при плавании в 1908 г. по Средиземному морю на яхте небезызвестного миллионера, грека по происхождению, англичанина по подданству, Захарова (Горемыкин, как я уже упомянул, умел заводить приятные знакомства и ими при случае пользоваться). Король Георг сказал ему, что главное, как для России, так в особенности для благополучия царского дома, чтобы государь строго соблюдал конституцию, и при этом сослался на собственный пример. «Оставаясь на почве конституции, — сказал Георг, — я всегда совершенно спокоен за свою судьбу». Горемыкин приводил эти слова как пример полного незнакомства иностранцев с условиями России. «Что же он воображает, что русский император и король торговцев губками и коринкой — одно и то же. Власть русского царя тем сильнее, чем больше он ее проявляет» — вот как заканчивал свой рассказ Горемыкин.

Если Горемыкин не отличался энергией, то силой воли и упорством он, несомненно, обладал. Хорошо знакомый с техникой административного управления, он умел заставлять своих многочисленных подчиненных вполне точно исполнять сделанные им распоряжения и вообще согласовывать свой образ действий с данными им указаниями. Сам он всегда знал, чего хотел, и к раз намеченной цели шел осторожными, тихими, но верными шагами. Приступая к всякому действию неохотно и лишь после всестороннего его обдумания, он, остановившись на каком-либо решении, уже не испытывал колебаний и проводил его без всякой горячности, но решительно и настойчиво. При этом он не терял хладнокровия и самообладания ни при каких обстоятельствах. В этом отношении он тоже не был сходен с Витте, который при всей своей решимости и кипучей энергии не отличался непоколебимостью характера и исключительной силой воли. Чрезвычайные события нарушали внутреннее равновесие Витте, и он способен был при этом растеряться. С особой яркостью обнаружилось это различие между Горемыкиным и Витте в 1905 и 1906 гг.

При совокупности всех очерченных свойств и особенностей Горемыкина понятно, что четырехлетнее его управление Министерством внутренних дел ничем не отразилось на ходе дел в государстве и не оставило следов не только в стране, но и в самом министерстве. Между тем одним из мотивов назначения Горемыкина министром было желание двинуть давно назревший вопрос о реформе так называемого крестьянского законодательства, знатоком которого он не без основания признавался. С этой целью назначен он был в начале 1894 г. товарищем министра внутренних дел и, если мне память не изменяет, по его указаниям был составлен перечень вопросов, касающихся крестьянского управления, которые должны были обсудить учрежденные еще в 1894 г. губернские совещания. Совещания эти, действовавшие под председательством губер — наторов, имели в своем составе местных общественных деятелей (включенных в них по избранию администрации) и должны были закончить свои работы к весне 1896 г. Однако труды этих совещаний Горемыкин по назначении министром внутренних дел не использовал и вообще за все четыре года управления министерством лишь однажды собрал своих сотрудников для обсуждения крестьянского вопроса, причем не дал им никаких ни указаний, ни поручений и, побеседовав с ними часа два, ограничил этим всю свою деятельность в этой области.

Такое отношение к крестьянскому законодательству у Горемыкина было сознательное: он вполне постигал все те огромные трудности, которые были сопряжены с осуществлением какой-либо реформы в крестьянском деле, и все те препятствия и нападки, которые он неизбежно встретил бы при проектированном им в любом направлении пересмотре положений 19 февраля 1861 г. Препятствия и нападки эти неизбежно последовали бы, с одной стороны, либо от сторонников общины, либо из лагеря защитников личного землевладения, а с другой — либо из среды почитателей особого крестьянского управления и суда, либо от приверженцев всесословного административного и общего судебного строя. Но идти на эти препятствия и неизбежные нападки значило по меньшей мере утратить спокойствие и рисковать своим положением. Ни то ни другое Горемыкина отнюдь не прельщало. К тому же сам он сохранял некоторую приверженность к народническому направлению 60-х годов, причем хвалился своим участием в проведении крестьянской реформы 1864 г. в Царстве Польском, где он занимал должность вице-губернатора. Его перу принадлежали очерки истории крестьян Польши[132], в которых он passim[133] высказывался за политику государственной опеки над крестьянами. Им же в качестве одного из чиновников сенаторской ревизии Саратовской и Самарской губерний было произведено в 1880 г. исследование экономического быта и юридического положения местного крестьянства. Составленная им по этому поводу записка обладала, по заклю — чавшимся в ней данным, серьезными достоинствами, но, собственно, сколько-нибудь определенных мер для улучшения положения крестьянства не заключала. Однако народническая жилка и в этой записке сквозила довольно ясно, а отзвуки ее, хотя уже слабые, сохранились в словах Горемыкина еще в 1905 г. Как ни на есть, в бытность министром внутренних дел Горемыкин, по-видимому, и по существу не усматривал особенной надобности в пересмотре положений 19 февраля 1861 г. Он, конечно, понимал, что положения эти устарели, но думал, что постепенно силою вещей и под напором жизни они сами отчасти отомрут, отчасти изменятся кассационными решениями Сената, как раз по тому департаменту, обер-прокурором которого он еще столь недавно состоял.

В таком отношении к крестьянскому вопросу, в сущности, отражался, как в фокусе, весь Горемыкин, все его миросозерцание, весь его умственный склад. Тишина и спокойствие — вот к чему надо прежде всего стремиться во всех областях. Усыплять общественное мнение, употребляя для этого в количестве неограниченном лавровишневые капли[134]; не возбуждать каких-либо волнующих общественность вопросов; не принимать вызывающих критику мер; стремиться со всеми быть в