Семен Гудзенко - Завещание мужества Страница 24

Казах-минометчик увлеченно рассказывает о стрельбах, о том, как командир его похлопал по плечу и сказал: «Молодец», о том, что командир ему обещал отпуск. У казаха сердитое скуластое лицо, а парень он отличный, милый.

Читаю «Поединок» Куприна: какая пропасть между прошлым и настоящим отдаленных гарнизонов, какая разница — в основном, в сердцевине, хотя детали повторимы.

Бич Кушки — южный ветер-афганец. Он, как по расписанию, дует с одиннадцати часов до четырех. Песок, поднятый ветром, закрывает солнце, в походе приходится надевать противогазы, спать, завернув голову в шинель, утром трудно вылезти — столько намело песку.

Бывает, что, попав в смерч, солдаты отбиваются от колонны и вынуждены ночевать в пустыне.

Ездил в лагерь. В палатках оставлены земляные «кровати» — нары, насыпи, на них циновки из мяты, полыни, а поверх — полная постель. Низенькие, чуть повыше палаток, топольки, вербы прикрывают от песчаных дождей; вода подпочвенная неглубоко, и она идет на умывание. Все устроено очень любовно: погребок для питьевой воды, клуб, спортгородок. Здесь живут артиллеристы.

Снова мне говорил один подполковник, что Куприн жил здесь, писал о том, как один офицер выкатил пушку на высоту и бил по дому, где наслаждался его соперник.

Сейчас в армии необычайная страсть к книгам (в основном к прозе). На каждом шагу встречаешь солдата с книгой — под машиной, в танке, у палатки в лагере, после нарядов в постели. У библиотеки стало в несколько раз больше читателей, читальный зал не вмещает всех желающих.

Бассейн, который стал гордостью всех кушкинцев, выстроен комсомольцами, и его полушутя-полусерьезно называют комсомольским озером.

Косолапов — хороший командир и самый примерный читатель. В его формуляре записаны: «Эконом. география», «История СССР», Шолохов, Вирта, Гончаров «Обрыв», Симонов «Рассказы», Гроссман «Степан Кольчугин», Коновалов «Университет», Лесков и Гашек, Павленко «Счастье» и «На Востоке», Л. Толстой и О. Форш.

Сегодня воскресный день: футбол, костер и открытие пионерлагеря, соревнование по плаванию, обсуждение романа «Сталь и шлак», в театре — «Коварство и любовь», в кино — «Лермонтов», в парке — танцы, в бассейне — купание.

Воскресный день кончился «Коварством и любовью» в клубе и костром в пионерском лагере. У костра дети пели, танцевали, много декламировали. Как всегда, конца у программы не было, потому что все юные кушкинцы хотели показать себя в разных жанрах. Толстый мальчик Виля Харитонов читал Пушкина, потом Крылова, потом пел песни из кинофильмов, потом держал ноты своего товарища-скрипача, который меня утром в парке остановил вопросом:

— Скажите, пожалуйста, в Москве есть соленоидный поезд?

— ???

И снова я вспомнил Куприна! Как мы в дальних заштатных гарнизонах резко ушли вперед, особенно в культурной жизни офицеров, их семей и солдат.

Вечером шла кинокартина. Оркестр играл в парке.

В этот же день футбол закончился со счетом, 2:0 в пользу пехотинцев Андреева. По местному радио передавали большой концерт самодеятельности, и я читал стихи.

Сюда переселился еще дед солдата Давиденко из Черкасского района, а отцу было тогда 12 лет. Двое сыновей остались, но один (то есть дядя) вернулся домой. Речка была узенькая, 50—100 метров, а теперь — 300; вся была в камышах, кругом — колючка. В 1918 году Сливицкий и фон Шульц бежали в Афганистан, генерал Востросаблин остался у красных. Наступал на Кушку Зыков с бандой из Тахта-Базара. Моргунов — телеграфист на станции — возглавил реввоенкомат. Его расстреляли, и теперь в честь него Моргуновка. Был здесь эшелон сипаев, но ушел. Запасы в Кушке были большие, на пять лет. В Кушке, Моргуновке (тогда Алексеевке), в Полтавке были добровольческие отряды, дети и старики стояли на сопках, наблюдали.

Председатель колхоза «Труд» — Сергей Васильевич Давиденко — родился здесь, это уже третье поколение здесь, на юге. Есть уже дети — четвертое поколение.

Крепость Геок-Тепе брали генерал Скобелев и полковник Куропаткин в 70-х годах. Под стены подводились фугасы. Теперь эти стены на южной стороне похожи на дувалы с окошками — низкие глиняные заборы.

За окнами вагонов весной шевелятся пески — идут стада черепах. С первой жарой они до осени зарываются в песок, ища прохлады.

Утро начинается игрой оркестра, зорей горнистов, топотом по плацу.

Рядом Индия, хребет Гиндукуш. На машинах приезжают иностранцы, берут бензин, покупают сахар, ткани и др.

Южный ветер, очень быстрый, идет из Индии.

Барханы увязаны травой салин — с длинными кривыми корнями.

Только мы отъехали, в вагон вошел Давиденко и, как со старым знакомым, улыбаясь, поздоровался со мной, потом с достоинством подал руку генералу:

— Председатель колхоза Давиденко.

И этого здесь не могло быть когда-то, чтобы поселенец или внук поселенца «ручкался» с генералом из Ташкента.

Разговорились. Поезд набрал скорость. Давиденко оживился и потянул нас к окну.

— Вот это наш ячмень молотят. Хороший ячмень. Вон там виднеется наша пшеница. А там животноводческий хутор.

Поля колхоза от афганской границы тянулись в глубь страны…

Вечерело. Сопки, которые в этом месте подходили вплотную к дороге, темнели. Солнце заходило за них, как за дувал. Потом показался тоненький бледный месяц, даже не серпик, а скорее всего серьга из девичьего ушка. Саксаул, казалось, отряхнув пыль, как и люди, задышал легче. Жара спала.

Светало. Над буро-зеленой степью обнаружилась багровая полоса, как отсвет далекого пожара. Полоса росла и неожиданно стала огненным шаром, вырвалась в небо. Рассвело. Пустыня еще не раскалена, она обманчиво прохладна, но через пару часов…

Ровно через месяц снова в Ташкенте. Прилетел за три часа. Внизу, под самолетом, пески, пустынные горы, высохшие реки. Потрясающее зрелище: кажется, что летишь над рельефной картой из папье-маше или замши. Песок разного цвета: оранжевый, желтый, серый, бурый. Есть полосы черные, есть темно- и светло-зеленые (это посевы или кустарники у арыков). Белеют солончаки, правильными кубиками попадаются дома. Пустыня очень ощутима, выпуклая, резко пересеченная дорогами и реками. За Сырдарьей начинается оазис, защищенный горным хребтом. Много зелени, ровные лесозащитные посадки над арыками, много воды: озера, бассейны, хаузы, реки, ручьи, болотца. Ташкент с высоты город большой, но разбросанный и невысокий. Зеленый.