Искусство как выбор. История моей жизни - Зельфира Исмаиловна Трегулова Страница 24

Мы поехали с Сашей в Ригу и на следующий год, только уже с прогулочной коляской. Саша невероятно быстро развивалась интеллектуально, и немудрено: ела она очень плохо, и единственной возможностью заставить ее открыть рот было читать ей книжки, и когда рот в удивлении открывался, я должна была быстро впихнуть в него ложку с едой. К тому моменту, как мы опять поехали в Латвию – Саше был год и семь месяцев, – она свободно считала от одного до десяти и обратно, и в Риге, когда мы гуляли во дворе дома на улице Иерикю, все дети сбегались и просили ее еще и еще раз посчитать вслух. В два года она уже читала наизусть по три четверостишия из любимого «Краденого солнца», мы записали ее на магнитофон с озвученной вслух датой – это было действительно невероятно. Саша росла очень живым и подвижным ребенком, про таких говорят «шило в попе». Мои родственники называли ее «вождь краснокожих», но этот вождь краснокожих к трем годам знал все буквы алфавита. Глядя на дочку, я вспоминала все то, чем стращали меня врачи, если я не брошу все силы на компенсацию родовых травм, – и одна нога, мол, будет короче другой (была дисплазия тазобедренного сустава, ребенок провел полгода в распорках), и многое другое. Правда, все с самого начала отмечали, что интеллект у девочки в полном порядке.

А глубокой осенью 1983 года, только Саша выровнялась, а я, казалось, могла, наконец, чуть выдохнуть, я поняла, что опять беременна. Встал вопрос, как нам прожить уже вчетвером на смешную зарплату в 85 рублей. Свекор и свекровь смотрели на меня как на сумасшедшую и говорили, что в такой ситуации рожать второго ребенка – безумие. Они были по своей сути очень советские люди, а в Советском Союзе самым распространенным средством борьбы с нежелательной беременностью был аборт. Но здесь я была тверда – сколько детей Бог послал, столько и постараюсь родить. И муж – надо отдать ему должное – меня в этом поддержал.

Беременность проходила легче, но ребенок, похоже, должен был родиться таким же крупным, как и первый. Денег не было совсем, и, вынашивая свою вторую дочку, я в прямом смысле голодала. Все самое лучшее, что покупалось из еды, шло старшей, да и у мужа был недюжинный аппетит, и он не мог остановиться, пока не съедал все, что стояло на столе. Помимо ограниченного количества еды в доме, я просто боялась много есть и пить, памятуя все проблемы с рождением первого, очень крупного ребенка – тем не менее моя вторая девочка весила даже на сто граммов больше сестры – 3 900.

У меня от страха перед родами по приезде в роддом, а мы поехали туда на троллейбусе, так как на такси денег не было, прекратилась всякая родовая деятельность. Бедная девочка родилась с огромной гематомой на голове, которая, правда, довольно быстро рассосалась. Но самое страшное нас ждало впереди – мы обе, по всей видимости, подцепили в этом районном роддоме стафилококк. У меня начался сильный мастит, температура под 40 держалась десять дней, от операции спасло только – вы не поверите – прикладывание льда и капусты. А у ребенка началось перманентное расстройство желудка, и через три недели нам пришлось лечь в больницу. Стафилококка не выявили, но это с очевидностью был именно он.

Девочка совсем не прибавляла в весе и была очень слабенькой. Саша, которой к рождению Жени было два года и семь месяцев, не сильно жаловала сестренку, справедливо увидев в ней соперника за мамино внимание и всеобщую любовь. Когда младшей было полгода, а старшей чуть больше трех лет, случилось то, чего я никогда не забуду.

Женя играла в большом манеже, стоявшем у окна, Саша туда залезла, сильно толкнула малышку, и та ударилась о деревянную решетку. Громко заплакала, но потом вроде бы успокоилась, и я решила ее перед сном выкупать. Когда я положила девочку в ванночку, она у меня в руках посинела и обвисла как тряпочка, потеряв сознание. Я ее быстро вытащила из ванны, принесла в комнату, но она не приходила в сознание. Я мгновенно вызвала скорую, машина приехала через 10 минут, ребенок не приходил в сознание, и врачи, узнав все – а мы рассказали про удар о решетку манежа, – повезли нас с сиреной в Филатовскую больницу – благо она находилась недалеко. И когда в больнице дочку стали осматривать, у нее из заднего прохода потекла зеленая слизь. Слава богу, опытные врачи сразу засомневались, что у ребенка сотрясение мозга или последствия удара.

Это действительно было не сотрясение, а мощное отравление непонятного происхождения: я еще кормила ее грудью, поэтому это не могла быть еда со стола. Девочку, не приходившую в сознание, мгновенно забрали в реанимацию, а нас с мужем отправили домой. Состояние, в котором мы ее оставили, не внушало никакой надежды. Я всю ночь лежала без сна и безостановочно плакала, вспоминая все до мельчайших деталей и пытаясь понять, что же произошло. Я не верила, что она выживет. Только потом, на следующее утро, когда я стала прибирать в комнате, чтобы не ждать до бесконечности у телефона, я увидела в манеже ошметки сгрызенной губки для мытья посуды, которой муж утром мыл грязный, несколько месяцев не чистившийся аквариум, стоявший на подоконнике. Губка, видимо, упала на пол, ребенок дотянулся до нее и засунул в рот. Мы дозвонились до больницы, девочка все еще была в реанимации, но меня успокоили, сказав, что жизни ее ничто не угрожает. Через пару дней ее перевели в обычную палату, никогда не забуду, как ее вынесли с канюлями в венке на шее и на ручке, совсем бледную, едва открывавшую глазки. Это был, конечно, мощнейший удар по всему организму, наложившийся на последствия роддомовской инфекции. В общем, когда она вдруг неожиданно пошла в 11 месяцев и я стала гулять с ней за ручку – а малышка весила на тот момент меньше семи килограммов, и у нее был сильнейший рахит, – ко мне подходили сердобольные старушки и, жалостно глядя на Женю, спрашивали: «Мамочка, что же у вас с ребеночком-то такое?» Ножки были совсем кривенькие, пришлось опять таскать ребенка в поликлинику на специальный массаж и гимнастику. Только к двум годам Женя