Нестор Летописец - Андрей Михайлович Ранчин Страница 22

в образе зверином и скотском и в виде змей и гада, какие вы и есть, скверные и злые на вид“. И вот сгинули бесы от него, и с тех пор не было ему пакости от бесов, как он и сам рассказал об этом, что „вот была у меня с ними три года война эта“. Потом он начал жить в твердой вере и соблюдать воздержание, пост и бдение. И в таком житии и кончил дни свои. И разболелся он в пещере, и перенесли его больного в монастырь, и через неделю он в благочестии скончался. Игумен же Иоанн и братия убрали тело его и похоронили его»[147].

Между прочим, и в этом сказании игумен Никон выглядит не очень хорошо: не поняв, что поведение Исакия — это подвиг и что инок стремится отречься от славы святости, попирая грех гордыни и провоцируя отторжение и агрессию со стороны окружающих, настоятель подвергал его побоям.

Автор, возможно сам Нестор, завершает свое повествование исполненными почтения словами, прославляющими печерских монахов: «Таковы были черноризцы Феодосиева монастыря. Они и по смерти сияют, как светила, и молят Бога за здешнюю братию и за мирских братьев и за жертвующих на монастырь, в котором и доныне живут добродетельной жизнью все вместе, сообща, в пенье и в молитвах и в послушанье, на славу Богу всемогущему, хранимые молитвами Феодосия, которому и слава вечная, аминь»[148].

Сюжет включенного в патерик Поликарпова сказания о Никите Затворнике отчасти напоминает историю Исакия: Никита, ставший позднее епископом Великого Новгорода, тоже ушел в затвор: «Желая людской славы, задумав великое, но не богоугодное дело, он просил у игумена позволения войти в затвор. Игумен же не разрешал ему, говоря: „О чадо, нет тебе пользы в праздном сидении, потому что ты еще молод; лучше тебе остаться среди братии, и, работая на нее, ты не лишишься вознаграждения от Бога. Ты сам видел, как был прельщен брат наш, святой Исакий Печерник. Разве не великая благодать Божия спасла его, который и ныне творит многие чудеса?!“ Никита же говорит: „Никогда не прельщусь я так, как он. И прошу я у Господа Бога, чтобы и мне дал дар чудотворения“. Отвечал Никон: „Выше силы прошение; берегись, брат, и не возносись, а то изведаешь ты падение. Повелевает тебе наше смирение служить братии, ради этого ты будешь увенчан за послушание“. Но юноша никак не хотел внять словам старца и, что захотел, то и сделал: заложил за собой двери и пребывал в келье, не выходя из нее».

Бес ввел Никиту в тяжкий грех, явившись в образе ангела и соблазнив поклониться. Потом он даровал монаху способность предсказывать будущее. «И пошла о нем слава великая, и все дивились, что сбываются предсказания его». Когда же затворник известил князя Изяслава о случившейся смерти его племянника Глеба Святославича, правившего в Новгороде, опередив на шесть дней весть, принесенную новгородским гонцом, то «с тех пор прослыл затворник пророком, и очень верили в его предсказания князья и бояре».

Прозорливость Никиты Затворника Поликарп объяснил так: «Бес же, не ведая того, что будет впоследствии, а зная только то, что сам содеял, или то, чему научил злых людей: убить или украсть, — об этом возвещает. Когда приходили к затворнику, чтобы услышать слова утешения, то бес, мнимый ангел, рассказывал ему о случившемся, и о чем Никита пророчествовал, то и сбывалось».

Никита, пребывая в затворе, в совершенстве изучил книги Ветхого Завета, а новозаветных книг, «этих святых книг, переданных нам в благодати Господом на наше утверждение и исправление, он никогда не хотел ни видеть, ни слышать, ни читать, ни говорить о них с другим. И поэтому стало ясно всем, что прельщен Никита дьяволом. И этого не могли стерпеть преподобные те отцы: Никон-игумен, Иван, что после него игуменствовал, Пимен Постник, Исайя, который был епископом в Ростове, Матфей Прозорливец, святой Исакий Печерник, Агапит Целитель, Григорий Чудотворец, Никола, бывший потом епископом в Тмуторокани, Нестор, написавший Летопись, Григорий, творец канонов, Феоктист, который был епископом в Чернигове, Онисифор Прозорливец. Все эти богоносцы пришли к прельщенному и, помолившись Богу, отогнали от него беса, и впредь не видел его Никита. И, выведя его из пещеры, они спрашивали затворника о Ветхом Завете, чтобы услышать от него что-либо. Но Никита клялся, что никогда не читал книг; тот, кто прежде знал наизусть иудейские книги, ныне в них ни единого слова не понимал, попросту сказать, и азбуки не знал; и те все блаженные отцы едва научили его грамоте».

Так была спасена душа монаха, возгордившегося и поддавшегося бесовскому искушению: «И с тех пор Никита предался воздержанию, жил в чистоте, смирении и послушании, так что всех превзошел в добродетели; позднее за многие добрые дела поставили его епископом Новгорода»[149].

Рассказ о Никите Затворнике свидетельствует как о настороженно-опасливом отношении в Печерской обители к такой крайней форме аскезы, как затвор, так и о духовном авторитете Нестора: он один из немногих монахов, кого игумен Никон взял с собой, чтобы вывести Никиту из пещеры и освободить от бесовской власти. Такой духовный авторитет наш герой приобрел, видимо, благодаря таланту книжника — автора религиозных сочинений, а не аскетическим подвигам (о них ничего не известно).

Пушкин заметил о сказаниях Киево-Печерского патерика: «прелесть простоты и вымысла»[150]. Для рационалистически воспринимающего мир человека Нового времени сказания о печерских иноках — яркие фантазии, плод экзальтированного, разгоряченного, неспокойного воображения, а отраженные в них факты поддаются не сверхъестественному, а реальному объяснению: с Исакием, например, очевидно, случился инсульт. Совсем не так воспринимали их в Древней Руси: видели в них не вымысел, а достоверное отражение действительных событий. И если бы и согласились с тем, что Исакий тяжко заболел, то добавили бы: источник болезни — нечистая сила. Печеряне жили с постоянным ощущением близости сверхъестественных сил — божественной и дьявольской. Борьба между ними разворачивалась и в душе каждого человека, и в обители, и в Русской земле, и во всем Божьем мире. С этим ощущением жил и монах Нестор. Но необычайное духовное напряжение, экзальтация, визионерство — свойство видеть сверхреальное (или то, что считалось таковым) для него как будто бы не были характерны. Он должен был испытывать трепет, поражаться, соприкасаясь с такими аскетами, как Исакий или Никита, с такими визионерами, как Матвей. Но сам был другим.

Жизнь Нестора в монастыре, видимо, текла неторопливо и спокойно. Сказания о печерских иноках, вошедшие в патерик, в большинстве своем отличаются остросюжетностью,