Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская Страница 21

Насонов с огромным трудом поднялся. За ним, подгребая землю полами длинной плащ-палатки, двинулся Александров. Когда отошли на порядочное расстояние, позади раздался разрыв. Мина ударила в большой камень.　

Через час они добрались до землянки полковой санчасти и убедились, что Бартов — человек слова. Их ожидали и нужная сводка, и график помывок, и сведения о больных поносами, и котелок с котлетками из конины. Но главным итогом прожитого дня было посещение стрелкового батальона, личные впечатления от жизни и быта бойцов в передовых траншеях.　

Насонов не был военным и мог в строю, волнуясь, повернуться не через левое, а через правое плечо… Ученый-биолог, он отдался непривычной для него деятельности командира санитарного взвода с творческим горением. Его нелегко было успокоить оптимистическими сводочками. Именно он организовал на мясокомбинате имени С. М. Кирова отличный санитарный пропускник, придал ему несколько дезинфекционных камер и лично руководил санитарной обработкой дивизии, строго следил за тем, чтобы график помывок не нарушался. Дмитрий Николаевич понимал, что в условиях войны, блокады, голода и болезней борьба со вшивостью это борьба за боеспособность частей и подразделений, за возможность выстоять и нанести ответный удар.　

Насонова любили и берегли, как могли. Нередко и комбат Сомов, и начсандив Княжский под всякими предлогами задерживали его в медсанбате, и тогда в полки уходили В. Я. Александров и другие медики санитарного взвода.　

Насонов с нетерпением ждал своих друзей и помощников и требовал от них наиподробнейшего доклада. Буквально все его интересовало.　

Но все же уберечь Насонова не удалось. Во время　одного из обстрелов его тяжело ранило неподалеку от мясокомбината. Десятки осколков, перемешанных с землей, впились в тело. Он долго болел, его мучила лихорадка. Когда стал поправляться, его отправили на Большую землю.　

Дмитрий Николаевич Насонов вернулся в Ленинград вместе с Победой. Расширились масштабы его исследований. Родился новый институт — цитологии, который он возглавил. Его избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР. Но в расцвете творческих сил Дмитрий Николаевич Насонов скончался.　

Бывший фельдшер медсанбата, ныне профессор Ботанического института, Владимир Яковлевич Александров как-то бросил крылатую фразу: «Мало любить жизнь, надо с ней хорошо обращаться».　

Хорошо обращаться с жизнью, по мысли Александрова, вероятно, значило прожить ее одним духом, дерзать, творить.　

«Главное — не растеряться!» — приказала себе толстушка Клара, переступая порог кабинета. Военком Василеостровского района, очень усталый, но гладко выбритый, удивленно поднял брови на вошедшую.　

— Сто сорок пять, нет — сто пятьдесят, слово даю, сто пятьдесят! — крикнула Клара военкому.　

— Какие еще сто пятьдесят? Ничего не понимаю.　

— У меня рост сто пятьдесят сантиметров, а меня не берут в ополчение, говорят «маленькая»! Но я здоровая, сильная.　

И студентка первого курса Академии художеств Клара Иофик развернула перед военкомом ладони, измазанные краской.　

— Я вполне могу носить раненых.　

— Ну вот, теперь понятней стало, — откровенно улыбаясь, сказал военком.　

А через несколько минут, не помня себя от радости, Клара бежала по коридору, бешено перепрыгивая через ступени лестницы. В руках она крепко держала заветное предписание военкома.　

Сандружиниица 13-й стрелковой дивизии Клара Иофик. Погибла в 1942 году в Колпине.　

«Главное — не растеряться!» — говорила себе Клара, впервые в жизни направляясь за ранеными в полковую санчасть. Шофер с машиной остался на шоссе, а она сама пошла отыскивать землянку, укрывшуюся в лощине неподалеку от Пулковских высот. Клара перешла мостик, углубилась в поле. Потемнело. Вокруг ничего не видать,　а над головой шуршат редкие мины и невдалеке разрываются. Клара идет по едва приметной тропинке, но не видит никакой санчасти.　

— Стой! Кто идет?　

От строгого и неожиданного окрика часового девушка вздрогнула и остановилась. Оказывается, не в санчасть попала, а на позиции зенитной батареи. Сержант смеется. Голова Клары приходится ему по пояс. Он смотрит на нее сверху вниз.　

— Что ты делаешь на фронте такая маленькая? — удивляется сержант.　

— Мал золотник, да дорог! — отвечает ему Клара бойко. глядя на зенитчика снизу вверх. — Слышали такую пословицу?!　

И строго просит немедленно отвести ее в санчасть. Сержант берет ее ладошку в свою большую руку и ведет к неприметному деревянному дому.　

Старший военфельдшер Шура Васильева ростом побольше Клары. Она приветливо встречает девушку, угощает ее горячим чаем, кашей и вручает документы на раненых.　

Занимаясь медицинскими делами, Клара в свободные часы брала кисть в руки и рисовала лучших людей своей дивизии. Она создала замечательные портреты снайпера Феодосия Смолячкова, разведчика Иванова, медсестры Машеньки Гендлиной. Только вот беда! — не хватало красок. Приходилось обращаться за бриллиантовой зеленью и синькой в аптеку медсанбата. А краски были лечебными, и начальник аптеки отпускал их Кларе «со скрипом» да все меньше и меньше. Каждые несколько дней, получив заветные пузырьки с краской, Клара клятвенно заявляла, что приходит за ними в последний раз…　

Клара много и разносторонне трудилась. Но все, что делала, казалось ей недостаточным. «Я знаю немецкий язык! Почему не попробовать себя и в этой области?» Клара посоветовалась с комиссаром медсанбата. Он сообщил о ней в политотдел дивизии, и вскоре на участке дивизии из противотанковых рвов гитлеровцы могли слышать обращенную к ним страстную взволнованную речь.　

Куда бы ни выходила Клара, чем бы ни занималась, она, выполнив задание, с радостью возвращалась к себе домой — в медсанбат, к товарищам. Ее ждали подруги — сокурсница по Академии художеств молодая художница Рая Зенькова, медсестра Ольга Александровна Филениус, потерявшая в первые дни войны единственного сына и двух братьев. И еще была у Клары в медсанбате «приятельница», без дружеской помощи которой она не могла обойтись, — обыкновенная табуретка.　

— Дяденька, нагнитесь, я помогу вам переодеться, умыться, — говорила Клара, стоя на табуретке и путаясь в длинном халате.　

В 1942 году ее тяжело ранило в Колпине. Клару Иофик привезли в медсанбат. Она увидела Ольгу Александровну Филениус, обняла ее и прошептала синими губами: — 　

— Кажется, мои дела плохи.　

Она была ранена в живот.　

— Побудьте возле меня, — попросила Клара. — Ведь главное в жизни — не растеряться!　

Иофик окружили фронтовые друзья. Возле нее стояли те, кто, не задумываясь, был готов отдать жизнь за товарища. Возле ее кровати дежурил аптекарь. Он гладил спутанные кольца темных волос Клары и обещал за одну ее живую улыбку столько анилиновых красок, сколько она захочет. Но ей было уже не до красок.　

Ее похоронили у дороги. Осталась память о веселой девушке-художнице с сердцем воина.