Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн Страница 21

транспорте, террористические акты, а также жертвы домашнего насилия – в этот список можно включить все варианты событий, подразумевающих страх, потерю близких людей, угрозу смерти или ранения. Современная статистика свидетельствует, что семи из десяти граждан, проживающих в Соединенном Королевстве, по всей вероятности, доводилось переживать ПТС, но, к счастью, большинство людей самостоятельно избавляются от него и полностью восстанавливаются в течение нескольких месяцев. Плохая же новость состоит в том, что у тех, кто не входит в это большинство, лечение хронического ПТС проходит тяжело. Как представляется, отчасти это связано с тем, что они испытывают то, что я называю «синдромом выжившего». Те, кому пришлось с этим столкнуться, испытывают очень сильные и гнетущие эмоции, которые трудно преодолеть и им самим, и психологам, осуществляющим лечение. При этом попытки отрешиться, задвинуть их куда-то в глубь сознания лишь ухудшают состояние пациентов.

У нас в больнице появился новый психотерапевт, который владел многообещающей методикой лечения ПТС. Она называется «десенсибилизация и переработка движением глаз» – сокращенно ДПДГ. Меня ей не обучали, но я все же кое-что слышала и знала о ней. Впервые ее опробовали в США еще в середине 1990-х годов. Эта методика предусматривает постановку перед пациентом двух задач, для решения которых задействуется память, причем попытки их решения должны сопровождаться осознанным движением его глаз. Психотерапевт покачивает перед лицом пациента пальцем из стороны в сторону и просит его отслеживать взглядом эти движения. Одновременно с этим пациент должен описывать болезненные для него воспоминания и чувства, которые они у него вызывают. На сегодняшний день эта методика стала одним из вариантов лечения людей с симптомами ПТС, и многочисленные исследования говорят о том, что она может давать впечатляющие результаты [24].

Специалист по ДПДГ испытывал вполне обычные для большинства его коллег сомнения по поводу целесообразности работы с пациентом c психотическим поведением. Но все же выразил готовность испытать методику на Габриэле – при условии, что я смогу подготовить пациента к этому, беседуя с ним в ходе психотерапевтических сеансов. Я тоже была полна решимости попробовать. Времена менялись, появлялись новые теории. Меня, в частности, заинтересовали весьма интригующие исследования, проведенные в Голландии, – их авторы сформулировали идею «спектра психотических расстройств». Смысл ее состоял в том, что состояние одних больных могло быть слишком тяжелым, чтобы они положительно реагировали на сеансы психологической терапии, тогда как другие вполне могли хорошо ее воспринимать, если специалистам-медикам удавалось наладить с ними диалог и найти необходимые точки соприкосновения. Исследования также показывали, что хотя случаи, когда весь внутренний мир пациента целиком оказывался психотически иррациональным, в сознании больного все же можно было отыскать некие зоны, или сферы, способные к рациональному мышлению.

Перед первым сеансом с Габриэлем я связалась с его основным санитаром в надежде узнать, что он думает о проблемах, возникающих у его пациента с ночной сменой. Дэйв выразил удивление – как и все остальные, с кем я пыталась обсуждать этот вопрос.

– Габриэль из Восточной Африки, и мы думали, у него может возникнуть какой-то контакт с Майклом и Джозефом, потому что они из Кении… но когда они пытались заговорить с ним, он начинал на них кричать и проявлять враждебность.

Я знала Дэйва как добросовестного работника и добродушного человека, но невольно внутренне поморщилась, когда он предположил, что у его коллег Майкла и Джозефа могло обнаружиться что-то общее с Габриэлем – если не считать того факта, что все они были уроженцами одного огромного континента. Но это предположение, что называется, лежало на поверхности, и я должна признать, что на протяжении многих лет работы и сама не раз делала такие же поспешные выводы. Полагаю, все мои коллеги могут совершать подобные грубые ошибки – несмотря на то, что все мы прошли специальное обучение (а может, как раз по этой причине).

Разговор с Дэйвом заставил меня как следует порыться в материалах, чтобы побольше узнать о родине Габриэля – Эритрее, о которой мне было известно очень мало. Оказалось, что его страна по-своему удивительно разнообразна и неоднородна. Я выяснила, что на ее территории люди говорят на семи языках и исповедуют столько же религий, а еще то, что страну раздирают внутренние конфликты, а также войны, время от времени возникающие с соседней Эфиопией. Я не стала глубоко погружаться в материалы, где речь шла об отношениях Габриэля с Майклом и Джозефом, в которых пациент видел своих врагов. Однако нельзя было исключать, что его враждебность являлась выражением недоверия в целом к представителям власти, в число которых Габриэль мог включить и меня.

– Как у него дела сегодня? – спросила я Дэйва, стараясь, чтобы в моем голосе не проскальзывали нотки беспокойства.

– Вам повезло, – ответил санитар. – Он в хорошем настроении и, похоже, хочет вас видеть. Только не спрашивайте его про шапку.

Разумеется, первым, на что я обратила внимание, впервые увидев Габриэля, был его головной убор. Это была круглая мягкая шапочка без полей, натянутая на уши. Габриэль носил ее вместе с обычной больничной униформой – мешковатой футболкой и тренировочными штанами. Ношение головных уборов в больнице не поощряется – в них можно спрятать оружие или что-то еще запрещенное. Кроме того, они могут быть символами принадлежности к сторонникам какой-то организации, спортивной команды или политической партии, а это может привести к конфликтам. Я была удивлена тем, что Габриэлю позволили носить его шапочку, но решила, что буду следовать рекомендации Дэйва и не спрашивать про нее пациента. Мое любопытство на этот счет могло подождать.

Мы встретились с Габриэлем в коридоре неподалеку от сестринского поста. Я представилась, продемонстрировав пациенту значок со своим именем, а затем отперла и распахнула дверь комнаты, в которой должен был состояться сеанс, пропуская Габриэля вперед. Для встречи с ним мне выделили одну из ближайших к посту комнат. Прозрачный фрагмент двери был, как обычно, сделан из специального, особо прочного стекла. Принято считать, что для пациентов наличие такого стекла может быть отвлекающим фактором, но я решила, что если у Габриэля будет возможность видеть проходящих по коридору медсестер, а они, в свою очередь, смогут видеть нас, он будет чувствовать себя более комфортно. Во всяком случае, так было бы со мной. К тому же из санитаров дежурил Дэйв, и я почувствовала облегчение, когда увидела, что еще один, по имени Тревор, внимательно поглядывает в нашу сторону. Это был большой, грузный, похожий на медведя мужчина, к которому хорошо относились и сотрудники больницы, и пациенты, так что его присутствие всегда действовало на людей успокаивающе и ободряюще.

Когда мы с пациентом устроились на стульях, я удостоверилась, что Габриэль понимает, кто я такая и почему нахожусь с ним в