Якоб Бёме - Александр Алексеевич Грицанов Страница 21

По модели и миропредставлениям Головина, «зло в Библии обретает реальную субстанциальность в силу мятежа высокой эйдетической формы — Люцифера. В результате — беспрерывное «падение», драматизированное христианской мистикой.

Интерпретация этого падения весьма суггестивна у Якоба Бёме. Адам не падший ангел, но, скорее, падающий, и Творец всячески тормозит процесс, стараясь воспрепятствовать заразительному люциферизму. Адам обретается постепенно — от действенной мысли Бога до интеллигибельного эмпирея, от планетных сфер до лунного квинтэссенциального круга. Здесь он еще в эфирном теле, но здесь предел небесного мира. При дальнейшем падении неизбежно растворение в черной пневме, образующей демонические флюиды.

Творец, во избежание сего, фиксирует падающего в «красной глине» по Своему образу и подобию. Представить внешность Адама, понятно, невозможно, хотя Бёме, Гихтель и Кнорр фон Розенрот набрасывают более или менее остроумные гипотезы.

Далее наступает один из центральных моментов — сон, разделение андрогина и начало радикальной амбивалентности: «Его небесное тело оделось в плоть и кровь, его сила затвердела костями… Вечность сменилась временем дня и ночи, и проснулся Адам в мире внешнем» («Великое таинство, или Изъяснение первой книги Моисея»), Во сне небесная дева, заключенная в Адаме, отделилась и облеклась в белую глину (дева — первое имя Евы), свет отделился от огня, жизнь от смерти, душа от тела… Поскольку создание Евы явилось еще одним препятствием свободного падения (хорошо человеку быть одному), то в телах сохранилась связующая андрогинная субстанция.

Образовались два существа — златокудрая Ева и черноволосый Адам, напоминающие детей до пубертации. Но не миновать было змея и древа по знания. И здесь Бёме, вслед за Генрихом Сузо и Агриппой Неттесгеймом, высказывает очень неортодоксальную мысль о жертвенности Евы в мистерии грехопадения: Если Адам прежде Евы вкусил от плода древа познания, последствия стали бы еще ужаснее [4, с. 248]. Как это понимать?

Ева, созданная из ребра, которое еще не окончательно окостенело, и белой глины, обладала, естественно, более субтильной плотью и более тонкой интуицией — отделение жизни от смерти повлекло отделение квинтэссенции от четырех элементов, света от огня, тепла от холода, интуиции от разума. Более органическая структура позволила Еве менее катастрофически пережить вкус плода древа познания. И все же: Если бы Творец создал человека для этой земной, больной, животной жизни, Он не поместил бы его в парадиз. Если бы Творец решил, что мужчина и женщина будут спариваться подобно животным, Он снабдил бы их гениталиями» («Великое таинство, или Изъяснение первой книги Моисея»), Отсюда, согласно Бёме, ужас и стыд первых людей, когда они увидели действие черной пневмы рокового плода, ощутили потребность в пище и зависимость от внешних условий.

Менее совершенная конституция Адама претерпела жестокое воздействие: кусок плода навсегда застрял в горле (адамово яблоко), вследствие чего появились борода, волосы на теле, огрубелость кожи и прочие неприятности, главная из которых — невозможность регуляции организма путем месячных очищений (о мужских менструациях хорошо известно йогам и даосам…). Ева, так сказать, смягчила удар: Если бы Адам съел плод целиком, он превратился бы в свирепую обезьяну, а затем в демона (Бёме).

Итак, жертвенная роль Евы очевидна: она предпочла тяготы телесной материальности, только бы остановить падение Адама в животно-инфернальную бездну…

После изгнания Адам и Ева очутились в материальном мире, который повис между небом и адом. Этот мир, считает Бёме, также явился преградой на вертикали падения, но, увы, далеко не абсолютной преградой. Да, человек оказался в центре мироздания, но в позиции крайне беспокойной. Черная пневма Люцифера, проникшая в душу (что и послужило причиной падения), проходя через материальные стихии, сконцентрировалась в sal nitri — согласно Парацельсу и Бёме, в горючем сулъфуре, сгущенном средоточии звериной плоти. Божественный свет превратился в огонь пожирающий…

Андрогин распался надвое (Адам и Ева), двое размножились в народ — как вернуться по собственным следам? В раю был всего лишь один запрет, теперь их стало много, направленных скорее на социальное обустройство, нежели на эволюцию индивида. Ад, рай, суд, судьба души после смерти — все это вызывало споры, отрицания, обсуждения… главным образом иудаизм занимался утверждением народа на должном, избранном месте. Катастрофическое падение Адама и постепенная утрата небесных атрибутов гораздо больше интересовала каббалистов и христианских мистиков. Сотворение Евы, — пишет Якоб Бёме, — вызвало сепарацию от сперматического логоса — эфирной эссенциальности, связующей Адама с миром ангелов.

Жан Батист Ван Гельмонт конкретизировал процесс: Творец сотворил гениталии Адама из плоти углубления Евы. Потому и стремится мужчина к женщине, как река к морю. В мистической литературе XVI–XVII вв. сколько угодно описаний самых разных последствий грехопадения, авторов объединяет лишь одно: крайне мрачный колорит. Бёме так характеризует ситуацию: Если бы не было грехопадения, человек — живой образ Бога, наделенный творящей силой, — мог бы создавать равных себе один, вне иного пола («Три принципа»), Но вместо если бы случилось то, что случилось, и положение изменилось радикально: не женщина от мужчины, но мужчина от женщины.

Проследим далее развитие христоцентрической мысли Бёме. За сотворением Евы и грехопадением последовали постепенное отделение неба от земли, творческой мысли от одушевленной материи, общая инволюция природы, обусловленная сатанинской амбивалентностью: Перед падением в парадизе расцветали все деревья и приносили добрые плоды. Но когда земля была проклята, плоды разделились на добрые и злые. Прежде смерть и гниение гнездились в одном дереве — древе добра и зла, потом расползлись повсюду (Бёме).

Итак, благодаря более гармонической организации Ева приблизилась к центру подлунного мира и явилась матерью всего живого. Адам, как средоточие мужского принципа, с каждым поколением терял свои креативные и магические возможности, его огонь остывал, его сыновняя зависимость все усиливалась. Если Ева опускалась в материальную сферу, так сказать, спиралевидно, то Адам — вертикально. Символ Евы — круг без центральной точки (круг с точкой — символ андрогина), символ Адама — крест, где горизонталь обозначает уровень манифестации.

Каковы последствия сепарации от сперматического логоса, небесной кастрации Адама? Он потерял способность творческой материализации своих внутренних эйдетических форм, его фантазия — средоточие креативной энергии — превратилась в простое воображение. Как это понять? Ранее (после изгнания из рая до рождения первых детей) его фантазия существенно влияла на окружающие объекты, затем эти объекты стали отражаться в зеркале воображения. Существенно влиять означает жить в живом мире, понимать душу и язык минералов, растений, зверей и, вступая с ними в магический контакт, сохранять органическую связь бытия. Но за сепарацией от сперматического логоса последовала сепарация души от сердца, а сердца от мозга и гениталий. Свет души соединялся