Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова Страница 20

австро-венгерских рабочих и крестьян, то этим не преминули воспользоваться большевики, работающие с ними бок о бок на тех же заводах и фабриках. Из пленных стали готовить интернациональные бригады. Пропаганда работала мастерски, и, когда грянула революция, интернациональные бригады встали на сторону Советов. Ференц Яроши быстро унюхал, к кому ему лучше примкнуть, чтобы выжить, и потому, когда Ленин подписал с Германией Брестский мир, он не просто выжил, а еще и возглавил отряд будущих руководителей социалистических революций в мировом масштабе! Так он оказался в Москве. За эти годы Яроши уже прекрасно говорил по-русски, посещал Художественный театр и в силу своей смекалки и наглости познакомился со многими актерами, особенно проникшись любовью к Михаилу Чехову.

Красивый, обаятельный, изящный, он обладал такой внутренней силой, что Миша был твердо уверен в том, что именно ею он и пользуется, влияя на поведение людей. Михаил считал Ференца авантюристом чистой воды, но тем не менее все равно принимал его у себя дома. В то время, когда на улицах Москвы еще шли бои, когда свист пуль слышался не переставая днем и ночью, стекла в окнах многих домов были выбиты и проемы заложены изнутри подушками, Ференц Яроши свободно ходил по улицам, был весел и говорил, что ничего не боится.

– Меня не могут убить, – смеялся он. – Если умеешь презирать жизнь, она вне опасности!

– А вы ее презираете? – поинтересовалась Ольга.

– Безусловно!

И Миша считал, что именно под влиянием Ференца Ольга и ушла от него. Мало того, он даже порвал с австро-венгром все отношения, будучи уверенным в том, что именно к нему она и ушла. Но это было совсем не так. Оля лишь с удовольствием проводила время с этим интересным человеком, и не более того. А он? Она не чувствовала от него никаких «мужских волн» по отношению к себе, а потому, когда переехала к тете Оле, продолжала спокойно принимать его у себя. Ференц был все так же весел и беззаботен и, что самое главное, сумел обаять Ольгу Леонардовну, каждый раз принося с собой что-нибудь такое, о чем ни тетя, ни племянница даже и мечтать не могли. То несколько кусков хорошего душистого мыла принесет, то спичек где-то достанет, а как-то вообще отличился и протянул маленькой Адочке самую настоящую плитку шоколада.

– Боже мой! Откуда? – воскликнула Оля по-немецки.

– Не спрашивайте. Происхождение этой плитки покрыто тайной, – рассмеялся Ференц. – Но есть можете смело. Настоящий! Швейцарский!

Несмотря на то что Ференц говорил по-русски свободно, Оля предпочитала говорить с ним на немецком. Она почти забыла этот язык, и ей хотелось его вспомнить. Пригодится. Ведь все те годы, что шла война с Германией, немецкий язык был под запретом. Если люди слышали немецкую речь, они могли и убить. Даже немецкие рояли фирмы «Бехштейн» летели из окон на улицу и поджигались. Но теперь говорить по-немецки уже было не страшно. С Германией был подписан мир!

⁂

Узнав, что Оля ушла от мужа, из Петрограда в Москву, чтобы помочь сестре с ребенком, сначала переехала старшая сестра Ада, а вслед за ней прибыли и родители, уже давно трясущиеся от страха в своем Царском Селе. Константин с Луизой скрылись, чтобы избежать смерти, которую нашли от рук большевиков уже многие его товарищи из министерства. Все семейство поселилось в квартире Ольги Леонардовны. Казалось, вот теперь-то им можно было вздохнуть свободно, так ведь нет. Очень скоро они убедились, что по уровню безопасности человеческой жизни новая столица оказалась не лучше старой. Вероятно, уже по всей стране не было никакой спасительной середины: либо ты с большевиками, либо ты враг. Ежедневно шли многочисленные аресты и расстрелы без суда и следствия. По улицам города было страшно ходить. Кроме бесчинствующих красноармейцев, из всех щелей повылезали еще и бандиты. У женщин вырывали сумочки и снимали с них золото, а мужчин просто убивали, если они миром не отдавали свои кошельки. Впрочем, убивали и женщин, если они сопротивлялись. Жизнь человеческая не стоила ничего!

– Даже помыслить не мог, что придется оказаться в таком положении! – возмущался Константин. – Я вынужден прятаться в квартире сестры от какого-то народного гнева… Но я же инженер, а не какой-то там эксплуататор! И потом, я ведь всю жизнь служил этому самому народу. Я всю жизнь строил для них дороги.

– Какой ты наивный, папочка, – усмехнулась Ада. – Кто сейчас в чем разбирается?! Они же мыслят примитивно. Работал в министерстве, значит, работал на царя; если у государя жена немка, значит, она шпионка…

– Убили-то государя и всю семью в Екатеринбурге не потому, что наша царица была немкой, – тяжело вздохнула Луиза и перекрестилась.

– Конечно! Ведь мы тоже немцы по происхождению, – пожала плечами Оленька. – А мы живы!

– Только потому, что за все время войны мы тщательно это скрывали, и, пожалуйста, не афишируй этого и сейчас, – сказала Ада. – Народ жесток. Я в этом убедилась.

– Да, доченька, – вздохнула Луиза. – Страшное пришло время. Победит ли Добровольческая армия этих головорезов? Ведь где-то у Деникина и наш Лёвушка теперь воюет. Господи, спаси и сохрани нашего мальчика!

За долгие годы войны Лёвушка успел окончить артиллерийское училище, побывать на фронте, а после Октябрьской революции и подписания мирного договора с Германией остался в Добровольческой армии и воевал теперь не щадя жизни своей с красными, о чем окольными путями и прислал весточку своим родным.

С 1918 года в Москве начался и самый настоящий голод. Продукты достать было невозможно, да и денег на них тоже было взять неоткуда. Когда-то Миша Чехов, прекрасно вырезавший шахматные фигурки, научил этому Олю, и теперь это умение ох как ей пригодилось. Она, сидя дома с дочкой, вырезала набор за набором и продавала их оптовику. Но и эти деньги, благодаря бешеной инфляции, на следующий же день превращались в пыль. Немного выручала тетя Оля. Раз в неделю приносила она продовольственный паек из театра, который по распоряжению Луначарского выдавался актерам, но его, безусловно, было слишком мало для всей ее теперь многочисленной семьи. Порой Лулу удавалось выменять на базаре на одно из своих золотых колечек несколько мерзлых картофелин и кусочек черствого хлеба. Картофелины запекали в печке, черствый хлеб Олечка жевала, превращая в кашицу, а затем этой кашицей кормила свою дочь. Адочка часто плакала. Всем в доме было понятно: девочка хочет есть. И тут совершенно неожиданно Ольга Леонардовна узнала, что Шаляпины, с которыми она была очень дружна, держат корову.

– Немедленно едем к ним, – сказала актриса племяннице, примчавшись домой.

Оля вместе с тетей тут же