Война, погубившая Россию. Записки премьер-министра Великобритании - Дэвид Ллойд Джордж Страница 20

Менсдорф, казалось, был расположен к той точке зрения, которую я высказывал, хотя открыто и не выражал этого. Однако, когда я перешел к Румынии, Менсдорф с некоторым возбуждением заявил, что с Румынией покончено и что Австрия ничего не сделает для этой предательской страны; Венгрия не уступит Румынии ни пяди территории. Показательно, что зять Менсдорфа граф Аппоньи, настоящий пацифист, только несколько дней назад уверял его, что Венгрия скорее будет биться до последней капли крови, чем отдаст хоть часть своей территории Румынии. Менсдорф добавил, что только узкая полоска Трансильвании населена румынами.

Я указал в ответ, что значительные части Буковины и Бессарабии имеют преимущественно румынское население и что, поскольку Болгария также претендует на болгарскую часть Добруджи, вопрос об объединении румынского парода в одно государство также заслуживает внимания. Австро-Венгрии выгодно иметь на своем фланге дружественную и удовлетворенную Румынию.

Он заявил, что положение Буковины и Трансильвании различно, и он надеется, что не будет внесено никаких предложений, которые означали бы раздел венгерской территории, так как этому самым решительным образом воспротивятся венгры. Вопрос о Бессарабии Австрию не интересовал. У меня создалось впечатление, что он не возражает против моих предположений относительно Буковины.

Во время дискуссии по территориальным вопросам я намеренно воздерживался от слишком подробного обсуждения деталей, так как на этой стадии я намеревался сделать только предварительную разведку и убедиться в своих способностях разобраться в вопросах общей позиции австрийцев о территориальных уступках. У меня создалось впечатление, что Австрия склонна была пойти на компромисс и что наши умеренные н разумные предложения с ее стороны встретят серьезное и благоприятное отношение. Я не считал разумным продолжать переговоры на этой стадии, так как мы не только не знали точки зрения наших союзников, но, я даже сомневаюсь, пришел ли военный кабинет к предварительному решению по затронутым в этих переговорах трудным вопросам.

* * *

Этим закончился наш разговор днем. Вечером у нас был другой разговор, во время которого Менсдорф повторил попытку заставить меня обсуждать условия общего мира. Я, однако, от этого решительно уклонился, но позволил ему сделать несколько чрезвычайно пптересных заявлений, о которых я упомяну позднее. По-видимому, он полагал, что я только маневрирую, отказываясь обсуждать условия общего мира, а когда он, наконец, понял, что ошибается, то был глубоко разочарован. Он воскликнул, что в этом случае мы не стремимся к миру, и эта ужасная война будет продолжаться. Мозг Европы, сказал он, поражен; Америка становится финансовым и экономическим центром мира, а на другом конце света Япония накапливает силы и захватывает в свои руки ресурсы и всю торговлю Азии.

Если пройдет еще год подобных разрушений, положение Европы и цивилизации, жалкое уже и без того, станет непоправимым.

Я объяснил ему, как глубоко потрясен английский народ теми опасностями, которые заключает в себе будущая политическая система Европы в том случае, если Германия останется военным диктатором, и что мы намерены продолжать войну до тех пор, пока не будет достигнута победа или пока силы революции не сделают своего дела в Германии, как они сделали уже в России.

Наше положение настолько хорошо, что позволяет нам продолжать войну. Вступившая в войну Америка имеет гораздо большие реальные возможности, чем выбывшая из войны Россия. Франция мало пострадала в этом году; моральное состояние ее армии очень высоко, и она располагает вполне достаточными резервами для следующего года; а все наши ресурсы механической и живой силы мобилизуются только теперь для решительной фазы войны. Я объяснил ему, как изменилось с прошлой весны положение подводного и надводного флота и что мы теперь в состоянии, если потребуется, продолжать войну бесконечно, как во время наполеоновских войн. Угроза Германии не менее серьезна, чем угроза Наполеона в свое время, и английский народ готов отразить ее с еще большим энтузиазмом, чем наполеоновскую угрозу.

Он ответил, что это означало бы в действительности конец Европы. Стоит ли это в самом деле потраченных усилий? Он спросил, что это за туманная победа, ради которой должны быть принесены эти неисчислимые жертвы? В чем она должна заключаться, какой критерий избран для ее определения? Германская армия, конечно, не собирается поднять белый флаг и открыто унизиться, признав поражение. Она будет продолжать оборону так, как это умеют делать храбрые люди.

По его мнению, необходимо было ясно установить, что мы понимаем под победой. Он видит только одно мерило нашей победы: оно заключается в том, что мы должны окончательно определить наши цели и поставить перед врагом наши условия: враг должен либо принять, либо отклонить их. В противном случае война будет продолжаться по недоразумению, будет, так сказать, войной в темноте, в тумане. Если враг примет наши условия, мы выиграем, если же нет, — мы можем продолжать войну до тех пор, пока не заставим врага принять их.

Менсдорф настаивал на разумных условиях. Он доказывал, что следует подготовить принятие этих условий Германией посредством предварительных переговоров с Австрией, будь то с участием немцев, либо без их участия — по нашему желанию. Он не предполагает, что позиция немцев будет безрассудной. Бельгия, по его мнению, должна быть эвакуирована при условии, что не будут ущемлены германские экономические интересы, которые до войны были в Бельгии очепь велики.

Он не думает, что у Германии есть намерение аннексировать какую-либо из оккупированных областей России. Хоть он и не может этого утверждать, но будет очень удивлен, если Германия предъявит подобные требования.

Относительно Эльзас-Лотарингии Менсдорф заявил, что знает о больших трудностях в этом вопросе и попутно задал многозначительный вопрос: хочет ли Франция возвращения всей Эльзас-Лотарингии?

Далее он сказал, что немцы страстно желают возвращении своих колоний или некоторых из них и полагает, что они будут требовать большой компенсации, если мы откажемся их возвратить. Сверх того, они будут решительно протестовать против ведения после заключения мира экономической войны, так как она будет означать фактический бойкот Германии на мировых рынках. Такая экономическая война несовместима с новой международной системой, которую мы хотим создать после войны, и Австрия не менее чем Германия будет ей сопротивляться. Он выразил надежду, что намеченные нами цели будут справедливы, разумны и умеренны и если это так, то время для их осуществления настало. Для этого было бы в высшей степени желательно выяснить положение путем дальнейших неофициальных переговоров, в которых