Раневская - Глеб Анатольевич Скороходов Страница 2

Все, что сыграла эта актриса, скажем, в кино, перечислять нет смысла – оно осталось не в учебниках по истории советской кинематографии, оно живо. И каждый может из него выбрать по сердцу – всем хватит.

Это актриса на все времена – Фаина Григорьевна Раневская.

Она действительно была человек необычный. Необычность ее начинается с имени-отчества. В ее паспорте значилось: «Фаина Григорьевна Раневская», но в жизни ее чаше всего называли Фаиной Георгиевной Раневской. И устно, и письменно.

– Почему? – спросил я.

– Вот уж никогда не задумывалась над этим! Называют и называют – какая разница как! – ответила Раневская, а потом добавила: – Может, мне хотят польстить? Ведь Гришка – Отрепьев, а Георгий – Победоносец!

В книге Раневская почти всегда действует под инициалами «Ф. Г.» – так что между сторонниками различных вариантов ее отчества раздоров не будет.

Автору выпало счастье не только быть знакомым с Ф. Г., но и наблюдать ее работу над одной, может быть, самой значительной театральной ролью. С самого начала, когда об этой роли она только мечтала, и до конца, которого фактически не было, ибо Раневская – еще одно подтверждение бесконечности творчества. Речь о заглавной роли в спектакле «Странная миссис Сэвидж». Ей посвящены главы, с которыми читатель сможет знакомиться постепенно, то есть так, как это в действительности и было с автором.

И последнее. Книга писалась почти тридцать лет назад. Теперь она выходит дополненной. Когда печаталось первое издание, я обнаружил еще одну «Общую тетрадь» с записями бесед с Раневской. Большинство из них она отвергла. Почему так произошло, узнают те, кто дойдет до последних страниц.

«Сэвидж». В поисках дублера

– Михайлов заболел, – сказала мне Ф. Г. в трубку прерывающимся голосом.

Константин Михайлов – тот самый, которого в детстве я видел в картине «Танкер „Дербент“», где он играл противного капитана с тоненькими усиками над губой. Фразу, что произносил он: «Я – романтик моря!» – мы, мальчишки, сразу запомнили и повторяли почему-то в самых неподходящих, далеких от романтики случаях.

– Михайлов заболел, – сказала Ф. Г. – Я просто теряюсь, не зная, что делать?..

Голос ее дрожал от волнения: Михайлов, тридцать лет не сбривавший тонкие усики, был единственным исполнителем роли доктора Эммета в спектакле «Странная миссис Сэвидж».

Публики на «Странной миссис Сэвидж» несть числа. Рецензии – и устные, в наше время едва ли не основные, и газетные, которых уже немало, – сделали свое дело – «Миссис Сэвидж» стала модой сезона. Среди зрителей, действительно заинтересованных новой работой Раневской, есть и такие, что считают делом престижа само присутствие на спектакле.

– Вы не видели «Сэвидж»? Вы не видели Раневскую в новой роли?! Ну как же можно так отставать от жизни! – что страшнее этого упрека для «театрального» человека!

А попасть на спектакль в самом деле нелегко. Театральные кассиры, обрадовавшись огромному спросу, продают билеты только «с нагрузкой», зачастую двойной: на каждые два билета в «Моссовет» на «Сэвидж» – четыре в другие театры на «неходовые» вещи.

В таких условиях замена «Сэвидж» равносильна скандалу. К тому же так называемый возврат билетов в кассу при замене одного спектакля другим – явление для дирекции театра весьма неприятное. Поэтому решили во что бы то ни стало спектакль не отменять и вместо Михайлова срочно ввести другого исполнителя.

Нашли актера, молодого, неопытного, мало занятого в репертуаре. Он отважился сесть в субботу за роль, учить ее ночь, в воскресенье прийти на единственную репетицию и при этом суметь уже воспроизвести текст, изредка заглядывая в тетрадку.

А в понедельник дебютант вышел на сцену. Вышел с видом человека, испуганного насмерть. Казалось, что Доктор постоянно ждет подвоха: не только от своих пациентов, но и от своих подчиненных – обслуживающего персонала. Текст, как выяснилось, он не запомнил, путал, и актеры занялись самоспасением – другого выхода у них не было.

– И вы, очевидно, хотите знать, что они подумали обо мне после этого? – спрашивала актриса, не дождавшись вопроса Доктора.

– Да, да, – отвечал он, – хочу.

Игра в этом спектакле шла в одни ворота: кто вопросы задает – тот на них и отвечает. Бедный Доктор лишился профессиональной любознательности – он ни о чем не спрашивал. Впрочем, и при его немногословности не обошлось без «ляпов»: то ли от волнения, то ли по другой причине он вдруг сказал: «Если вы хочите, то можете остаться». По залу прошел легкий смешок – публика такое не прощает.

А в общем, никто ничего не заметил. Зрители аплодировали, вызывали прекрасно проведшую свою роль Раневскую, которая выходила кланяться с глазами, полными слез. На этот раз, как она сказала, слезы – от позора, который она пережила, от сознания, что подобное может случиться в академическом театре!

Ф. Г. вспомнила о разговоре режиссера МХАТа Телешевой со Станиславским. Телешева сообщила Константину Сергеевичу, что один из участников массовки в спектакле «На дне» заболел – у него начинался флюс, и актер просил разрешения выйти на сцену с перевязанной щекой.

– Можно ли это сделать? – спросила Телешева.

– Ни в коем случае, – отрезал Станиславский.

– Но актер не может играть без повязки, он боится застудить щеку.

– Пусть и не играет, раз болен, – сказал Станиславский.

– Мы заменим его другим исполнителем? Ведь текста у этого персонажа нет? – спросила Телешева.

– Прошу вас не делать этого. Надо заменить спектакль. Болезнь актера вполне основательная причина для этого.

Может быть, это крайность. Но в Художественном при Станиславском таковы были и отношение к искусству, и чувство ответственности перед зрителем.

– Ну хорошо, – говорила Ф. Г., – сегодня заболел один актер, а если завтра не один, а двое! Вы думаете, это кого-нибудь волнует? Ведь кроме Карташевой, играющей в очередь с Соколовой, в спектакле нет ни одного дублера. Катастрофа может разразиться каждый день. А Варпаховский – наш постановщик – заявил, что он второй состав готовить не будет. На это у него нет времени! еще бы: спать сразу с тремя – «Дни Турбиных» во МХАТе, «Оптимистическая» в Малом, Водная феерия в цирке – и при этом бегать еще к четвертой! Где уж тут найти и силы, и время?!

На следующий день Раневская пошла к главному режиссеру «Моссовета» Юрию Александровичу Завадскому: до очередного спектакля осталась неделя, а Доктора нет и не предвидится!

Как ни парадоксально, успех «Сэвидж» не столько радовал Ф. Г., сколько беспокоил.

– Мы не имеем права разочаровать публику, – повторяла не раз она. – А это так просто сделать, если зрители, наслушавшись восторженных отзывов и начитавшись хвалебных рецензий, ждут от спектакля нечто необыкновенное!

Вторым