Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко Страница 18

За боевые успехи в этом походе Платов был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени и получил уникальную саблю с алмазами «За храбрость»[175], которая сохранилась до наших дней и находится в экспозиции Новочеркасского музея донского казачества.

В годы царской опалы

Во сырой тюрьме Петропавловской,

На реке Неве, граде Питере,

Страдал-мучился млад донской казак

Атаман Матвей сын Иванович.

Народная песня

После возвращения из Персидского похода Платов получил разрешение побывать на родине. Но сначала с полком чугуевских казаков он отправился в Чугуев, чтобы отчитаться за формирование Малороссийского и Чугуевского полков. Тут и начались для него неприятности. Недруги Матвея Ивановича обвинили его перед начальством в том, что он якобы не выплатил казакам двух Чугуевских полков причитающиеся им за службу деньги. Платову пришлось защищаться, и на суде при Петербургском «ордонанс-гаузе» он оправдался. Император Павел Первый на приговоре военного суда начертал: «За все значущееся по сему делу, как и за консилиум, держанный в Персии (во время Персидского похода 1796 года. – М. А.), исключить из службы Платова и отправить к Орлову (донскому войскому атаману. – М. А.) на Дон, дабы держать его под присмотром в Черкасске неотлучно».

Четыре дня спустя Платов на почтовых лошадях выехал в Черкасск. Он уже предвкушал в дороге радостную встречу с женой и детьми, когда в Москве его нагнал фельдъегерь и вручил письмо генерал-прокурора князя Алексея Борисовича Куракина[176]. С тревогой в душе Матвей Иванович распечатал письмо и прочитал: «Милостивый государь мой Матвей Иванович! По получении сего письма извольте, ваше превосходительство, обратить ваш путь в город Кострому. Сие я вам сообщаю по высочайшему его императорского величества повелению. Пребывание ваше в Костроме должно быть безвыездно впредь до особого повеления. Пребываю и т. д.»[177].

И Платов, проклиная в душе сумасбродного императора, повернул в незнакомую и далекую от Дона Кострому. Такая немилость императора была полной неожиданностью для Платова, ибо по утверждению биографа и адъютанта Платова Николая Смирного «Платов при восшествии на престол сего государя имел счастье видеть его особенное к себе благоволение и милость»[178]. Тем более что с женой Павла Первого Марией Федоровной Матвей Иванович, как мы показали, поддерживал весьма дружеские отношения и мог расчитывать на ее заступничество перед взбалмошным императором.

По поводу ссылки Платову получил письмо и костромской гражданский губернатор Борис Островский. Генерал-прокурор Куракин сообщал ему: «С сим письмом явится к вам посланный от меня курьер и с ним вместе генерал-майор Платов, которому государь император повелеть соизволил жить в Костроме. Уведомляя о сем, ничего особенного о господине Платове сказать и поручить не имею, кроме наблюдения. С невыездном его в Костроме пребывании и за образом его жизни прошу меня уведомлять»[179].

В то же время на Дон, к атаману Василию Орлову, была отправлена депеша с известием о ссылке Матвея Платова в Кострому.

Поводом к такому неблагоприятному повороту в судьбе Платова, говорят, послужило подозрение Павла I в том, что популярный среди донцов генерал Платов может возбудить против него Дон. А случилось вот что…

Когда Матвея Ивановича освободили из-под суда по обвинению в растрате денежных сумм Второго Чугуевского полка, то флигель-адъютант А. П. Ратьков[180] по повелению Павла I возвратил Платову его саблю. Приняв ее от Ратькова, Матвей Иванович вынул саблю из ножен и порывисто воскликнул:

– Она еще не заржавела, она еще меня оправдает!

Испуганный Ратьков, всецело обязанный своей карьерой Павлу Первому, узрел в этом эмоциональном восклицании Платова крамольные намерения и поторопился донести об этом императору, представив дело так, будто казачий генерал собирался на Дон, чтобы взбунтовать там казаков против императора. Участь Платова была решена: вместо родимого Дона он должен был ехать в далекую и холодную Кострому. Но всего этого он тогда не ведал…

Двадцать четвертого декабря 1797 года Матвей Иванович прибыл в Кострому. Не мешкая, явился он к гражданскому губернатору Борису Петровичу Островскому, который встретил его растерянно-настороженной улыбкой. В тот же день Платов отправил послание Куракину с оправданием по всем пунктам обвинения. Однако ответа не получил.

Поселился Матвей Иванович в «доме Дурыгина на улице Павловской»[181]. Потянулись мучительно-томительные дни ссылки. Боевой генерал Платов, привыкший к обстановке походов и сражений, изнывал от бездействия и неизвестности, проводя время в нудных и однообразных беседах с в общем-то добрыми и сочувствующими его незавидному положению обитателями губернаторского дома и совершая прогулки по улицам скучнейшей зимней Костромы. Так прошла зима.

Весной 1798 года Платов уговорил робкого, но порядочного и честного, губернатора послать письмо-ходатайство генерал-губернатору князю Алексею Куракину. Поколебавшись, Островский согласился, и в тот же день отправил письмо с нарочным. «Ведая, колико вы сострадательны к несчастным, – говорилось в губернаторском письме, – то осмеливаюсь у вашего сиятельства испросить милостиво, буде возможно, позволения во утешение скорбной души Матвея Ивановича Платова, чтоб позволено было ему в некотором расстоянии от города, в селения к дворянам, известным по званию их, выезжать, ибо его всякий желает видеть у себя за хорошее, тихое и отменное вежливое обращение. Ему же сие послужит к разогнанию чувственной его усталости»[182].

Некоторое время спустя пришло неутешительное письмо от князя, в котором он сообщал, что «касательно позволения Матвею Ивановичу Платову выезжать из города, сколь бы ни охотно желал я сие сделать, но не могу, что такое дозволение от меня не зависит».

Снова потянулись безрадостные и без надежды на освобождение дни ссылки. Вскоре Платов познакомился здесь с Алексеем Петровичем Ермоловым, будущим героем Отечественной войны 1812 года, также сосланным царем-самодуром в Кострому «за участие в кружке «смоленских вольнодумцев» его двоюродного брата А.Каховского». Они быстро сошлись, поселившись в одном доме на улице Богословской (ул. Горная)»[183].

Часто Платов и Ермолов совершали совместные прогулки. Ермолов, весьма одаренный способностями к изучению языков, основательно овладел латынью. Ежедневно он вместе с соборным протоиереем Егором Груздевым штудировал исторические произведения Тита Ливия (особенно «Войну с Ганнибалом») и других классиков античной литературы. Предлагал и Матвею Ивановичу, но тот все время тосковал, думая о родине, семье, оставшейся в неведении о его судьбе на Дону.

А семья у опального походного атамана была довольно большой. Как мы писали, после смерти своей первой жены Надежды Ефремовой, Матвей Иванович женился на вдове Павла Кирсанова Марии Дмитриевне, дочери генерал-майора и войскового судьи Дмитрия Мартыновича Мартынова. В 1798 году ей исполнился