Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов Страница 18

Председательствовал всегда А.Ф. Иоффе, он же, как правило, первым выступал после основного доклада, давая комментарии и, что тоже бывало нередко, обеспечивал «перевод» с зубодробительного языка теоретиков на тот, что был понятен более широким слоям физиков. «Абрам Федорович всегда после сложных теоретических докладов необычайно ясно излагал их физический смысл», – отмечал позднее в своих воспоминаниях академик А.П. Александров [157, с. 66].

А.Ф. Иоффе с Абрамом Алихановым и Игорем Курчатовым. 1933 г.

[НИЦ «Курчатовский институт»]

А.Ф. Иоффе действительно славился этим своим завидным качеством – формулировать сложные вещи так, чтобы в них мог разобраться каждый. Ходила и шутка, возможно, от самого же Иоффе и вошедшая в народ: «Говорить надо так, чтобы даже академик понимал».

После доклада и короткого комментария Иоффе начиналась дискуссия. Обсуждались сильные и слабые места доклада, значение изложенной темы для науки и для практики, перспективы на будущее. И вообще – открытие ли это или только уточнение известного. В ходе этого разговора как-то само собою происходило планирование новых опытов, выдвижение гипотез, поиск ошибок. В итоге нередко поднималась настоящая интеллектуальная буря, курс через которую прокладывался синергией разумов.

Обсуждение шло сугубо на равных: по словам А.П. Александрова, «на физтеховских семинарах каждый их участник мог задать любой вопрос или высказать свое мнение, на них разгорались интереснейшие дискуссии» [157, с. 66]. Даже аспирант мог спорить с академиком. Да и сами академики подчас сходились в клинче, пока не обнаруживали под общий смех, что давно пришли к единому мнению, просто разно сформулированному. «Обстановка была такая, что мы не стеснялись задать любой, самый дурацкий вопрос и никого, так сказать, при этом не могли поднять на смех. Наоборот, нас всегда встречал самый внимательный ответ на все вопросы… Все это делало физтеховские семинары важной школой для молодежи», – подытоживал академик Александров [157, с. 66].

Как сформулировал позднее выдающийся физик Яков Дорфман, «у Абрама Федоровича был удивительный дар непредвзятости. Он был величайшим демократом, и этот демократизм определял лицо его семинаров» [160].

Результатом был не только очевидный рост взаимной эрудированности в разных вопросах физики, взаимное обогащение разумов, но и общий подъём качества исследований, если такое понятие применимо к науке.

Участвовали в этих «учёных советах» не только физтеховцы; практически все крупные ленинградские физики – из Политеха, из университета – заходили сюда регулярно. Нередко специально приезжали из Москвы, из других городов. Причём были это учёные уровня академика Леонида Мандельштама (впрочем, тоже отведавшего физтеховской атмосферы, некоторое время до окончательного отъезда в Москву поработав консультантом в Государственной физико-технической лаборатории при ЛФТИ), Петра Лазарева, ученика П.Н. Лебедева, будущего нобелевского лауреата Игоря Тамма и им подобных.

Понятно, что и Игорь Курчатов с самого начала своей работы в ЛФТИ стал участником этих «учёных советов». Нет, не совсем так – он стал их активным участником. Во-первых, из-за своего целеустремлённого характера, а во-вторых… Во-вторых, Иоффе не оставлял ему альтернативы. Впрочем, как и всем.

Это было второй особенностью школы «папы Иоффе» – он лично провожал молодых своих сотрудников к вершинам познания. Как бы пафосно это ни звучало. Точнее, это и не звучит пафосно, ибо Абрам Фёдорович сопровождение своё осуществлял сугубо… ну, можно сказать – насильственными методами. Потому что директор лично размечал всю поступающую в Институт научную литературу по именам тех, кто обязан был прочесть ту или иную статью. Это – Курчатову, то – Харитону, оное – Шальникову, а овое – Кобеко…

И контроль был строжайший; не прочесть предписанного сотрудник не имел права. Иоффе как минимум еженедельно посещал каждую лабораторию не только с расспросами о сделанном (причём «его интересовали буквально все подробности работы, и он подробно обсуждал каждый опыт»), но и с вопросами, пригодились ли в исследованиях и как именно данные, что приводились в указанной статье. «И было ужасно неудобно если нельзя было ему что-нибудь рассказать – что прочел, что сделал», – признавался десятилетия спустя академик А.П. Александров [125, с. 45].

И того более, если кто-либо не выступал на знаменитом семинаре Иоффе с новой работой в течение года – такого сотрудника увольняли [131].

Результат Анатолий Александров, пришедший в ЛФТИ в 1930 году, оценивал следующими словами: «В общем, это было конечно просто поразительное учреждение, которое как-то необыкновенно творчески втягивало человека в работу… где проявлялись все способности каждого человека…» [125, с. 45].

Один из семинаров в ЛФТИ. Крайний слева – И.В. Курчатов.

[Из открытых источников]

Он же отдельно отмечал: «Институт на меня произвел необычайно сильное впечатление какой-то необыкновенной доброжелательностью, которая там была, таким духом взаимопомощи очень сильным. Когда в любую лабораторию ты мог прийти – тебе там все рассказывали, показывали, обучали, если какая-то у них была новая методика…

Очень живо взаимодействовали все лаборатории, обсуждались сообща все результаты, которые получаются. Какой-нибудь интересный опыт – всегда все прибегали смотреть, что и как и обсуждали, как это все происходит и правильно ли ты смотришь на то, что там делается. В общем, жизнь там кипела. Каких-то внутренних сложностей, внутренних распрей, которые часто бывают в институтах сейчас, их там вовсе не было…» [125, с. 45].

Потом, когда Курчатов сам стал руководителем – сначала Атомного проекта, потом Института атомной энергии, – практически все, кто оставил свои воспоминания о том времени и той работе, отмечали то же самое. Сиречь – редкое, в том числе редкое по успешности, сочетание требовательности и доброжелательности во всём том, чем управлял или занимался Игорь Васильевич. И совершенно понятно, откуда это сочетание родом – из ЛФТИ. Трудно сказать, что выросло бы в ином случае вокруг человека, особенности характера которого окружающие оценили позднее прозвищем «Генерал», не пройди он «школы Иоффе»…

Вот как раз в той, заполненной творчеством, спорами, каким-то солнечным светом и голубым небом, атмосфере поиска нового все чрезвычайно быстро сдружились. Ругались по работе, не без того. И даже яростно. Но – без злобы. Без страсти одержать верх любой ценой. Искали, наоборот, общее, искали то истинное, с чем готовы были согласиться все.

Молодые учёные ЛФТИ. 1928 год.

[Из открытых источников]

И характерная в этом духе история, да такая, что он её запомнил на всю жизнь, произошла с Игорем Курчатовым. Дело было так.

Вместе с Иоффе и Синельниковым они проводили эксперименты с пробоем диэлектриков в результате развития ионной лавины. Теоретически казалось всё великолепно: если на пути развития ионной лавины, вызванной выбитыми со своих мест частицами, проложить тонкую плёнку, то энергии короткого пробега вольного иона не хватит для её пробоя. А значит – что?