Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева Страница 17

1796 год стал для Александра Павловича поистине роковым: сначала смерть бабушки, потом – официальное провозглашение наследником престола. Новый закон о престолонаследии гласил: корону наследует старший сын, за ним – его старший сын, а если такового не окажется, младший брат. От интеллектуальных, волевых и нравственных качеств наследника, а уж тем более от его желания или нежелания ничего не зависит. Александр понял: уйти в частную жизнь ему не позволят: не для того же родители разрабатывали свой закон, чтобы он с первого шага был нарушен! План-мечту пришлось менять. Но отказываться от него наследник престола не собирался. Он уйдёт, обязательно уйдёт, но для этого нужно сначала сесть на трон, сделать как можно больше для установления в стране свободы и справедливости, а потом – уйти. Но уйти не безвестным великим князем, а обожаемым государем, которому народ навсегда останется благодарен. В общем, перспектива сколь благородная, столь и неосуществимая…

Надо отдать должное Павлу Петровичу, старшего сына от государственных дел он не отстранял. Назначил генерал-губернатором столицы, командиром гвардейского корпуса. Девятнадцатилетнему юнцу даже при всём старании справиться с такими поручениями было нелегко. Впрочем, самостоятельности сыну император не давал. Более того, часто ставил его в положение невыносимое. Алексей Михайлович Тургенев, офицер Екатеринославского кирасирского полка (шефом полка в своё время был Потёмкин, потому екатеринославцев Павел не любил), вспоминал, как «однажды после окончания учений император, не говоря ни слова, ущипнул его за руку, не в шутку, как несколько лет спустя дёргал за уши своих гренадер “le petit caporal”[6], но с явным намерением причинить боль. Пытка продолжалась, и у молодого корнета на глазах выступили слёзы, в то время как стоявший вместе с Аракчеевым позади отца кроткий[7] Александр побледнел. Наконец Павел заговорил: “Скажите в полку, а там скажут далее, что я из вас потёмкинский дух вышибу!”»

Привожу этот рассказ вовсе не для характеристики Павла (это другая тема), а для того, чтобы стало понятно, каково было положение Александра: он, наследник российского престола, слова не смел сказать, чтобы прекратить унизительную экзекуцию…

«В России нет никого в буквальном смысле слова, кто был бы избавлен от притеснений и несправедливостей. Тирания достигла своего апогея», – писал незадолго до убийства императора друг наследника Виктор Павлович Кочубей.

Не избавлен от несправедливостей и наследник престола. Ещё недавно он был окружён любовью. Теперь – подозрениями. Эти подозрения Павла Петровича, с одной стороны, безосновательны: сын никогда не претендовал на корону. С другой – основания для подозрений самые серьёзные: сын не одобряет политику отца, признаётся, что ненавидит деспотизм во всех его проявлениях, что любит свободу и (о, ужас!) с живым участием следит за Французской революцией. К тому же великий князь явно что-то замышляет: эти тайные беседы с друзьями крайне подозрительны.

А сами друзья! Виктор Кочубей умён, талантлив, к тому же племянник самого Александра Андреевича Безбородко, канцлера, оказавшего в начале царствования неоценимую услугу Павлу Петровичу. Но в разгар Французской революции Виктор был в Париже, а когда вернулся, не скрывал восторгов. Павел Строганов хотя и крестник императора, но взгляды его способны принести наследнику только вред (об участии Павла Александровича Строганова во Французской революции я уже писала). Николай Николаевич Новосильцев хоть и старший в этой компании, а и он подвержен разрушительным идеям. Об Адаме Чарторыйском и говорить нечего: у него одна цель – восстановить польское государство. А там… есть все шансы стать королём. Так что дружба его с наследником российского престола отнюдь не бескорыстна. Только Россия может вернуть независимость Польше. Если император (будущий) захочет…

Никому из шпионов императора (нынешнего) ни разу не удалось подслушать, о чем говорят молодые смутьяны. Это была тайная жизнь Александра – второе лицо двуликого Януса. А первое, которое должен был видеть отец, – послушный сын, с увлечением занимающийся строевой подготовкой, обожающий военные парады. И это второе лицо вовсе не было маской. Александр и правда любил как свободу, так и армейскую муштру. Это странное сочетание несочетаемого великий князь сохранит, став императором.

Княгиня Дашкова вспоминала: «Четыре года царствования Павла, который делал из своих сыновей только капралов, были потеряны для их образования и умственного развития…» Мало того, Павел оставит в наследство сыну своего рода мину замедленного действия: Алексея Андреевича Аракчеева. Этот человек во многом определит судьбу императора Александра I.

А ещё княгиня Дашкова писала: «Я предвидела, что душевная доброта императора[8] и прочно усвоенные принципы гуманности и справедливости не помешают окружению завладеть его доверием, а министрам и высшим сановникам – делать всё, что они пожелают». Мудрая княгиня оказалась права лишь отчасти. Министрам и сановникам придётся по большей части делать то, что повелит император, даже если его повеления будут не самыми полезными для страны. Самый неоспоримый тому пример – военные поселения. Но это будет уже после того, как он достаточно долго пробудет самодержцем. А в последний год пребывания в ранге наследника окружению и в самом деле, как предсказывала княгиня, удалось «завладеть его доверием».

Зато отец окончательно перестаёт доверять старшему сыну. Он приглашает тринадцатилетнего мальчика – племянника Марии Фёдоровны Евгения Вюртембергского – погостить у тетки в России. Юный немецкий принц настолько пришелся по душе российскому императору, что он выразил намерение женить его на своей дочери Екатерине, усыновить и сделать наследником престола, отстранив не только законного наследника, Александра Павловича, но и всех своих сыновей. Через несколько лет принц Евгений подтвердит реальность этого намерения Павла Петровича и заявит, что тот собирался заточить в монастырь свою жену и детей, за исключением Екатерины, если только не обрекал Марию Фёдоровну на смерть от руки палача. Княгиня Гагарина и Кутайсов якобы слышали, как Павел сказал: «Еще немного, и я вынужден буду приказать отрубить некогда дорогие мне головы!»

Вот всем этим и воспользовался военный губернатор Петербурга граф Пётр Алексеевич фон дер Пален, возглавивший заговор против императора. Он неоднократно пытался привлечь наследника к участию в заговоре, убеждая в том, что единственная цель заговорщиков – благо России, исстрадавшейся под властью невменяемого тирана. Но Александр ловко уклонялся от решительного ответа. И вдруг Пален показывает цесаревичу приказ о его аресте (говорили, что граф вынудил Павла подписать этот приказ, но