Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов Страница 16

в лице уважаемого в научных и интеллигентских кругах «Дон Кихота революции» Анатолия Луначарского, стала предлагать учёным отдельное «академическое обеспечение» в размере от 5 до 20 довоенных золотых рублей плюс пайки, то в индивидуальном порядке многие из них на сотрудничество пошли. И возникла немного парадоксальная ситуация, когда открывавшиеся советские научные заведения работали вне рамок Академии наук, но с академиками в руководстве.

В конечном итоге парадокс этот власть разрешила в 1925 году учреждением Академии наук СССР как «передового отряда советских учёных», лишив её автономии и дав ей в 1927 году новый устав. Но науку академическую нужно было пересобирать заново: в утверждённом 13 марта 1928 года Советом народных комиссаров СССР списке учреждений, входящих в систему АН СССР, значилось всего 8 институтов и 3 лаборатории. Остальная наука была к тому времени ведомственной.

Вот к такой ведомственной когорте научно-исследовательских заведений и относился Ленинградский физтех под управлением Иоффе. Более того, был в числе привилегированных и хорошо финансировавшихся. Так как входил в систему Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ).

Это важно: в системе ВСНХ институт работал по заказам промышленности или военных. И занимался исследованиями прежде всего прикладной направленности, то есть в интересах народного хозяйства, на чём постоянно настаивало высшее руководство СССР. Эту задачу директор ЛФТИ (тогда – ГФТРИ) сформулировал так: «Советская физика не должна быть абстрактной наукой. Хотя в своей основе это наука теоретическая, она должна вносить эффективный вклад в техническое и экономическое развитие страны» [123].

Но принадлежность к ВСНХ как главному экономическому ведомству страны – по сути, правительству в его народно-хозяйственной функции, – устанавливая определённые рамки, давала и значимые возможности. Начиная с такой живописной детали, как распоряжение забирать мебель из кладовых Зимнего дворца, когда при обретении собственной площади в 1923 году вдруг обнаружилось, что институт оказался практически без оной, – и до того, что в том же, ещё достаточно нищем, 1923 году ГФТРИ был прекрасно оборудован вполне современной научной аппаратурой. Да и деньги получал не только из бюджета, но и за выполнение договорных работ по заказу предприятий народно-хозяйственного комплекса и оборонных ведомств.

Те из профессионалов науки и техники, кто помнит, как это выглядело в СССР даже в годы позднего социализма, и сегодня с ностальгией вспоминают ту практику и желают её возрождения. Ибо именно на этом научные учреждения зарабатывали основные деньги, коммерциализируя свои исследования без всяких технопарков и инновационных центров. И финансируя из заработанных средств как свои теоретические и фундаментальные работы, так и закупку приборов, реактивов и лабораторного оборудования.

Собственно, по такой формуле, выполняя в основном прикладные исследования в интересах заказчиков из промышленности и армии, ЛФТИ создал позднее очень сильный – мирового уровня – теоретический отдел под руководством Я.И. Френкеля. А также и совсем, как многим тогда казалось, не имевший народно-хозяйственной ценности отдел атомных исследований, который и возглавил впоследствии Игорь Васильевич Курчатов.

Вторая же ценность ВСНХ для отечественной науки в 1920‐х годах заключалась в том, что именно его Научно-технический отдел, по сути, замещал Академию наук, пока та как институция кисла в вялом неприятии советской власти. В задачи созданного ещё 16 августа 1918 года НТО ВСНХ входили организация новых институтов и лабораторий, централизация прикладных исследований, сближение науки с производством. А также перевод под своё крыло крупнейших учёных и оставшихся в стране, через включение их в состав Московской и Петроградской научных комиссий.

Именно по исполнении этих задач и перестала быть нужной старая Академия наук, фактический роспуск которой и замена на АН СССР прошли без всяких осложнений и скандалов. И неслучайно после принятого 27 июля 1925 года постановления ЦИК и СНК СССР «О признании Академии наук высшим учёным учреждением СССР» основные функции НТО ВСНХ ей были и переданы.

А Ленинградский физмат, как любимое дитя ВСНХ, был в те годы на острие этого развития. И не в том даже дело, что в нём были отличная механическая мастерская, новейшая аппаратура и приборы, закупленные в Германии, что всегда наличествовали газ и электричество, а его сотрудники получали отдельное жильё в годы лютейшего жилищного кризиса в стране. И белая в цветочках мебель из покоев великой княжны Татьяны Николаевны вкупе с подавляющими своим величием шкафами морёного дуба из Зимнего дворца – это тоже было так, фоном. Фоном главного: что работать в ЛФТИ – это было работать на взмахе, подъёме, взлёте! Это было настоящей жизненной удачей для учёного и великолепным оселком для того, чтобы оставить своё имя в истории!

В такую атмосферу и пришёл Игорь Васильевич Курчатов, попав наконец в 1925 году в Ленинградский физтех. И – обрёл то самое место в настоящей науке, о котором мечтал!

* * *

Ленинград в те времена прирастал населением прямо на глазах. Народ приезжал и приезжал в город, который всего за три года, с 1923-го по 1926-й, принял в себя без малого 600 тысяч человек [159]. Это, правда, было всё ещё на миллион меньше, чем до революции, но каким-то образом жилья всё равно катастрофически не хватало. Потому жилой фонд всё уплотняли и уплотняли, плодя коммуналки везде, где было возможно. Работала городская комиссия по выселению, которая отбирала жильё у всяких «бывших», у уцелевших владельцев доходных домов и личных квартир. Предоставляя им гораздо больший простор – в Сибири и Казахской АССР. Не замахивались только на квартиры, занимаемые партийным и военным начальством.

И можно было лишь порадоваться по старой памяти за феодосийского знакомца Александра Слудского: хоть дом и квартиру в Москве у того отобрали, но зато сам он так и отсиделся на Карадагской научной станции. Лучше, чем на Уэллене, а ведь и туда, рассказывал кто-то из знакомых, заносила судьба «разукрупнённых» владельцев прежней недвижимости…

Игорь поселился поначалу у своего друга Кирилла Синельникова в доме 3 по Яшумову переулку. Тесновато, но удобно: рядом магазин и столовая. Хотя часто на обед и домой прибегали – Марина неплохо готовила даже на те невеликие деньги, что оставались на еду у двух невеликих пока научных работников. Ну и плюс пайки, да.

А ещё Марина вытаскивала их в театр. На оперу или на оперетту – их она больше любила. Или – Игоря одного. Занят часто оказывался дружище Кирилл. Неотложными делами…

Так что проживание с Синельниковыми в одной квартире можно было на общем фоне города считать даже комфортным – не чужие всё же люди.

И места здесь в Лесном, на Сосновке, были хорошие, тихие. Не сказать что огромная деревня, как Крестовский остров, но и не шумный, забронированный камнем город, как центр Ленинграда. Это некий полугород, состоящий в основном из двухэтажных деревянных домов и уютных и сонных дач – тоже сплошь деревянных. Парки, уже подзаросшие почти до состояния леса, и сады, зачастую превращённые в огороды, где народ выращивает картошку, морковку