Мертвый лев: Посмертная биография Дарвина и его идей - Максим Викторович Винарский Страница 15

Описав серию форм как отдельные виды, я рвал свою рукопись и делал из них один вид, снова рвал и делал их отдельными, а затем опять объединял (такие случаи со мной бывали); я скрежетал зубами, проклинал виды и спрашивал, за какие грехи я осужден на такие муки{78}.

Хукер был одним из тех немногих, кого ученый в конце концов посвятил в тайну своих эволюционных штудий. И не только посвятил, но и сумел убедить в своей правоте. В этот избранный круг посвященных вошли еще несколько особенно доверенных лиц – геолог Лайель, зоолог и анатом Томас Хаксли, американский ботаник Аза Грей (по переписке). Научная революция готовилась по рецептам революции политической: строгая конспирация, вербовка надежных соратников, долгая и упорная подготовка к восстанию.

⁂

Без всяких сомнений, Чарльз Дарвин – самый популярный персонаж у историков науки. Его жизнь и развитие идей изучены до мельчайших подробностей, гораздо лучше, чем биографии других ученых того же веса и ранга. К счастью для историков, у них есть с чем работать. Англичане бережно хранят огромный архив Дарвина, включающий его черновики, записные книжки и несколько томов переписки, что позволяет с высокой точностью реконструировать процесс создания им эволюционной теории{79}. До мелочей выяснены все стороны личной жизни Дарвина – его воспитание и образование, семейные и дружеские отношения, круг чтения, политические и философские взгляды.

Но, чтобы двигаться дальше, мне нужно рассеять один популярный миф о Дарвине. Вопреки убеждению многих, он не «открывал» эволюцию. О том, что виды живых существ не вечны и неизменны, а, наоборот, могут естественным путем давать начало один другому, догадывались многие натуралисты и философы. И в XIX, и в XVIII в., и даже раньше. Единственное, чего недоставало авторам этих гениальных догадок, – убедительного объяснения того, как же именно происходит процесс эволюции. А без этого научная теория обречена на провал, как это случилось с теорией Ламарка.

Дарвин сумел найти механизм, объясняющий ход эволюции, причем такой, который доступен проверке научными методами. В этом величайшая заслуга ученого в области биологии. Механизм получил название Natural Selection (естественный отбор), и «Происхождение видов» посвящено развернутому доказательству данной концепции. Поэтому правильно определять дарвинизм как эволюционную теорию, основанную на идее естественного отбора. Эта теория – одна из многих возможных, не претендующая на статус единственно верной, но, без сомнения, самая популярная как в прошлом, так и в наши дни. Поэтому «дарвинизм» и «эволюционизм» – не синонимы! Дарвинизм всего лишь частный случай последнего.

Мысль о естественном отборе как главном факторе эволюции возникла у Дарвина довольно рано, задолго до того, как он осмелился представить ее читающей публике. Ученый начал свою работу еще в 1837 г. с накопления отдельных фактов, противоречащих привычным представлениям о чудесном Сотворении видов. Сначала он решил действовать по «рецепту» Фрэнсиса Бэкона, надеясь, что, когда первичных фактов станет достаточно много, из них сама собой «вылупится» какая-то концепция. Но время шло, а искомая концепция не появлялась. У Дарвина никак не получалось создать теоретический «скелет», на который собранные факты могли бы нарасти, как мясо на кости.

Решение пришло, как это часто бывает, неожиданно и было похоже на те «озарения», которые так любят авторы научно-популярных книг о великих ученых и изобретателях. Предоставлю слово самому Дарвину:

В октябре 1838 г., т. е. спустя пятнадцать месяцев после того, как я приступил к своему систематическому исследованию, я случайно, ради развлечения, прочитал книгу Мальтуса «О народонаселении», и, так как благодаря продолжительным наблюдениям над образом жизни животных и растений я был хорошо подготовлен к тому, чтобы оценить [значение] повсеместно происходящей борьбы за существование, меня сразу поразила мысль, что при таких условиях благоприятные изменения должны иметь тенденцию сохраняться, а неблагоприятные – уничтожаться. ‹…› Теперь, наконец, я обладал теорией, при помощи которой можно было работать…{80} (курсив мой. – М. В.).

Читатели старшего поколения, вероятно, помнят, что в послевоенные времена имя Томаса Мальтуса у нас употреблялось исключительно в негативном контексте – его считали буржуазным ученым, оправдывавшим войны и эпидемии, мракобесом и человеконенавистником{81}. (Впрочем, подобными эпитетами в ту пору клеймили практически любого, кто оказывался по другую сторону идеологических баррикад.) Ну а то, что Мальтус был священником, ставило еще один жирный минус в его характеристике. Одним словом, в советской демонологии тех лет он считался одиозным и опасным бесом, которого нужно на все лады заклинать{82}. Если коротко, то суть учения Мальтуса (мальтузианства) сводится к тому, что человечество по природе своей размножается в геометрической прогрессии, а производство продуктов питания растет только в арифметической, то есть безнадежно отстает от прироста населения. Иными словами, в этот мир скорбей приходит гораздо больше людей, чем способна прокормить земля. Так Мальтус объяснял неизбежность войн, эпидемий, голодоморов, которые безжалостно истребляют «излишки» населения. Картинка, действительно, беспросветная. Сам Мальтус в качестве рецепта от «всех социальных страданий» (Н. Кольцов) предлагал целенаправленную демографическую политику: заключение браков в как можно более позднем возрасте и полное безбрачие для тех, кто сознательно на это пойдет. Отметим, что все это звучит достаточно актуально и в наши времена, когда о грозящем человечеству перенаселении и нехватке природных ресурсов не говорит только ленивый.

Но, как писал Николай Кольцов, «там, где Мальтус увидал только великое зло взаимной борьбы, ввергающей в нищету и преступление, Ч. Дарвин открыл причину эволюции, приспособления, "усовершенствования"»{83}. Трактат Мальтуса натолкнул его на мысль о том, что не только человек, но и все виды живых существ размножаются в геометрической прогрессии и неизбежно оказываются в мальтузианской ловушке. Пирога (читай – природных ресурсов) на всех не хватит.

Самый знаменитый пример, который Дарвин приводит в «Происхождении видов», касается слона, одного из наиболее медленно размножающихся животных. Представим себе, говорит наш автор, что все потомство одной пары слонов имеет возможность выжить, достичь половозрелости и размножаться в обычном темпе всю жизнь. Представим, что эти слоны оказываются в условиях, где им не грозят голод, хищники, болезни и прочие факторы смертности. Что тогда? Несложный расчет показывает, что спустя 750 лет потомство этой пары предков составит 19 000 000 слонов{84}. Что произойдет спустя еще 750 лет, если начальные условия не поменяются, предоставлю догадываться читателям самостоятельно.

Этот мысленный эксперимент многократно пересказывался популяризаторами науки и, возможно, повлиял даже на Антуана де Сент-Экзюпери, когда тот сочинял своего «Маленького принца». Вы наверняка помните рисунок в этой книге, изображающий крошечную планету, сплошь покрытую стоящими друг на друге слонами. Не знаю, читал ли Сент-Экзюпери «Происхождение видов», но ход его мысли совсем дарвиновский.

Конечно, и до Дарвина биологи знали, что по крайней мере некоторые виды могут размножаться в геометрической прогрессии. В 1767 г. Карл Линней, описывая в своей «Системе природы» один из видов падальных мух (Musca vomitoria), лаконично замечает, что «три [такие] мухи съедают лошадиный труп так же быстро, как лев»{85}. Имелось в виду, конечно, многочисленное прожорливое потомство этих трех мух. Фраза понравилась, пошла гулять по научно-популярным изданиям, обычно без ссылки на первоисточник и часто в искаженном виде («В тропиках одна пара мух уничтожает труп лошади быстрее, чем лев» и т. п.). Увы, Линней ни словом не обмолвился о том, как он пришел к столь замечательному выводу.

Дарвин первым сумел понять глубокое значение этого факта. После чтения книги Мальтуса пасьянс в его голове сложился окончательно, и теперь он мог сформулировать великую идею. Подобно своему знаменитому литературному соотечественнику Шерлоку Холмсу, Дарвин прекрасно владел дедуктивным методом. К идее о существовании естественного отбора он пришел чисто логически, путем анализа уже известных посылок, за что и был обруган Седжвиком, а потом и многими другими критиками.

Исходные положения были следующими.

1. Размножение живых организмов (всех, а не только человека)