6-я батарея. 1914-1917 гг. Повесть о времени великого служения Родине - Болеслав Вильгельмович Веверн Страница 14

Пехотные разведчики вполне благополучно вернулись обратно, и только когда они опять выплыли на середину реки, в их направлении стали рваться тяжелые германские шрапнели, провожая их до самого берега, пока они не скрылись в окаймляющей реку растительности.

6-я батарея все еще стреляет в прежнем направлении, а все видимое нам поле перед деревней покрыто лежащими немцами.

Я посылаю верхового разведчика на батарею, и только через полчаса батарея замолкает. Как оказалось, старший офицер поручик А. Р. Яковлев, потеряв связь со мною и учитывая положение наших разведчиков на неприятельском берегу, решил не прекращать огня до получения от меня приказания.

Закончив всю операцию, мы с Н. А. Тиличеевым ушли домой, оставив на наблюдательном пункте дежурного наблюдателя. Через некоторое время я его спросил по телефону, что делают немцы.

– Все лежат, ваше высокоблагородие.

Возвратились посланные телефонисты и доложили, что оба телефонные провода обрезаны и концы их закинуты в стороны. Как оказалось, в каждом проводе было вырезано по несколько десятков саженей. Очевидно, у противника на нашем берегу появились доброжелатели. Надо быть осторожным и принять усиленные меры к постоянной охране телефонных проводов.

Немцы все продолжали лежать на месте до самых сумерек, и только тогда, когда ночь начала спускаться на землю и окутывать их непроницаемой мглой, их фигуры зашевелились и, не поднимаясь, ползком, стали постепенно исчезать в строениях деревни Пшедваржица.

* * *

Тяжелая германская батарея, стрелявшая по нашим разведчикам, на следующий день открыла редкий огонь по нашему острову.

Я долго присматривался, чтобы заметить, откуда она стреляет, но безрезультатно, пока на пункт не прибежал запыхавшийся пехотный солдат:

– Ваше высокоблагородие, немецкая артиллерия!

– Где?

– У нас из окопа хорошо видно: стоит у леса, в кустах.

Первая мысль, пришедшая мне в голову после того, как из пехотного окопа я увидел германскую батарею, была: как глупо поставлена батарея. Тяжелая пушечная четырехорудийная батарея стояла на ровном месте, прикрываясь лишь редкими кустами, и вела огонь по нашим пехотным окопам.

Что это: наивность, полное непонимание основных начал артиллерийской тактики и боя или халатность?

– Шестая батарея, к бою!..

Первая одинокая шрапнель пропела на полете над самой моей головой свою песню и, лопнув, выпустила свой белый дымок, как распускающуюся белую розу. Минута затишья – и германская батарея потонула в огне и дыме урагана рвущихся на ней снарядов. Внезапность огня 6-й батареи сделала свое дело: германская тяжелая батарея перестала существовать.

Увлеченные этим артиллерийским боем, наши пехотинцы, забыв всякую осторожность, вылезли из окопов наружу. Они были правы: ни одна ружейная пуля не просвистела в воздухе – все внимание обеих сторон было сосредоточено на гибнущей германской батарее. Солдаты были серьезны: страшная участь германских артиллеристов, видимо, задела глубокие душевные струны затихших свидетелей этого боя.

В лесу за батареей какое-то движение. Я останавливаю огонь батареи. В опушке появились орудийные передки, запряженные восьмерками лошадей.

– Три патрона беглый огонь!..

Лес заволокло дымом. Бой был окончен.

Когда через несколько дней наша пехота перешла через Вислу, то местные жители рассказывали, что германская батарея погибла целиком. Избитые осколками и прямыми попаданиями снарядов пушки германцы сначала бросили в небольшую протекающую здесь речку, но затем вытянули их оттуда и, погрузив на повозки, куда-то увезли.

Мне же на память была привезена снятая с могилы офицерская каска, скальп, содранный осколком снаряда с головы германского артиллериста, и несколько открытых писем16, подобранных на бывшей позиции германской батареи. «Милый Генрих! Так как Господь еще тебя хранит…» – можно было еще разобрать начало одного из писем. Все же остальные были густо залиты запекшейся кровью.

* * *

Немцы решили отомстить: к вечеру перед позицией батареи разорвалась тяжелая бомба, другая перелетела через батарею. Третий снаряд ударил перед самым фронтом батареи и засыпал землей ближайшие пушки. Вилка[2] взята. Наступившие сумерки помешали дальнейшей стрельбе.

Стало ясно, что утром немцы будут бомбардировать батарею, и поэтому, пользуясь ночью, надо принять необходимые меры.

Ночью с Н. А. Тиличеевым и разведчиками ищу новую позицию. Задача очень трудная, но урок хороший: вторая – запасная позиция – всегда должна быть заранее подготовленной. После долгих поисков, почти на ощупь, спускаю батарею с высокого берега вниз, к лугу, где с самого края нашелся довольно большой и тенистый фруктовый сад. Здесь в саду ставлю батарею.

Предположение наше оправдалось вполне: чуть ли не с первыми лучами солнца пустые окопы бывшей позиции 6-й батареи подверглись разрушительному огню тяжелых гаубичных бомб, к большому удовольствию глядевших на это веселое представление солдат.

После пустой позиции подверглась обстрелу колокольня недалекого костела. Видимо, это обстреливался мой «наблюдательный пункт». Эта последняя задача была решена точно «по руководству», очень аккуратно и верно, только на колокольнях и на мельницах моих наблюдательных пунктов не будет никогда.

* * *

Откуда стреляют немцы? Втроем с Н. А. Тиличеевым и дежурным наблюдателем усиленно всматриваемся вправо – в сторону звука, но найти позицию германской батареи не можем.

– Беда в том, что стреляют гаубицы. Такую батарею можно поставить так, что к самой подойдешь – не увидишь.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, вон она… Глядите… Ну, конечно, это ихняя батарея!.. Одно, два, три орудия… все четыре, ваше высокоблагородие… И прислуга… Прислуга тоже видна, – почти шепотом от избытка волнующих его чувств спешит передать мне наблюдатель Чухломин.

Я слежу в бинокль за указаниями Чухломина. Он прав: германская тяжелая гаубичная батарея стоит на ровном месте, в кустах.

От радости я потерял способность рассуждать хладнокровно. Я вижу перед собой только эти германские орудия.

Опять снаряды 6-й батареи летят тучей, и белый столб дыма покрывает орудия. Я жду, когда рассеется дым, и… ничего не понимаю: орудия разлетелись на части, а то, что уцелело от орудийной прислуги, стоит как вкопанное, не шевелясь.

Ну, конечно, и есть вкопанное: простые доски – мишени. Деревянная ложная батарея!

И как последний дурак, попался на удочку и перепортил так глупо массу снарядов. Мне и обидно, и стыдно перед своей пехотой и перед своей батареей. Отомстили. Воображаю, какое у немцев теперь ликование.

Опять германские гаубицы стреляют… Все оттуда – со стороны только что разбитых мною деревянных мишеней, и вдруг… дымовое кольцо поднимается кверху. Очень жидкое, но явно видимое на темном фоне леса. Направление точное за ложной батареей, но дальше – за кустами, у самого леса. Я вглядываюсь